Азамат Альхаов: Десантная операция в устье реки Субаши 3 мая 1839 г.: планирование и проведение
Аннотация: Статья посвящена десантной операции, которая была проведена в устье р. Субаши силами Черноморского флота и Отдельного Кавказского корпуса. В статье рассматриваются: планирование и ход десантной операции; задействованные в десанте военно-морские силы и военные контингенты; потери сторон при его проведении.
Ключевые слова: Субаши, Шахе, Тенгинский полк, Навагинский полк, Черноморский флот, Отдельный Кавказский корпус, десант, убыхи, черкесы.
Abstract: The article is dedicated to the landing operation which was carried out by the Black Sea Navy and Separate Caucasus Corps in the mouth of Subashi River.
There are some issues considering in the article: the planning and the course of the landing operation; naval forces and military contingents in the landing operation; casualties of either sides during the operation.
Keywords: Subashi, Shakhe, Tenginsky regiment, Navaginsky regiment, Separate Caucasus Corps, the landing party, Ubykhs, Circassians.
С начала XIX в. царская Россия последовательно стремилась утвердиться на важных для нее как в военно-стратегическом, так и торгово-экономическом отношении пунктах Северного Причерноморья. Это утверждение протекало в условиях противостояния с Турцией, которая давно имела свои пункты присутствия в регионе, становившиеся театрами русско-турецких войн в 1806-1812 и 1828-1829 гг.
Наиболее активная фаза русского утверждения в регионе началась после заключения между Россией и Турцией Адрианопольского договора в 1829 г., одна из статей которого гласила: «весь берег Черного моря от устья Кубани до пристани святого Николая включительно пребудут в вечном владении Российской империи» [1: 74]. Таким образом, Турция отказалась от каких-либо политических претензий на Восточное побережье Черного моря, включая и две важнейшие для нее прибрежные крепости – Анапу и Поти.
Уже в 1830-1835 гг. русские экспедиционные корпусы заняли целый ряд прибрежных пунктов как в Абхазии, так и в Черкесии. Вместе с тем, между Гаграми и Геленджиком (были заняты в 1830 и 1831 гг. соответственно) оставалось еще значительное по своей протяженности прибрежное пространство, которое уже в 1833 г. командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории ген. А.А. Вельяминов предложил занять связанными между собой крепостями.
К практической реализации этого плана русское военное командование приступило только в 1837 г., и изначально фортификация побережья осуществлялась путем встречного продвижения вдоль него двух мощных военных корпусов, которые в официальных источниках обозначались как «отряд, действующий со стороны Геленджика» (с севера) и «отряд, действующий со стороны Абхазии» (с юга). Оба этих отряда пользовались поддержкой двух отдельных эскадр Черноморского флота, которые фигурировали в документах как «Абхазский отряд судов» (или «первая эскадра») и «Геленджикский отряд судов» (или «вторая эскадра»).
В связи с кончиной ген. А.А. Вельяминова (ум. 27 марта 1838 г.) «отряд, действующий со стороны Геленджика», которым он командовал, был переподчинен ген. Н.Н. Раевскому и несколько позднее стал показательно обозначаться в источниках как «главный действующий отряд на берегу Черного моря». Военно-морскими силами, которые обеспечивали транспортировку и высадку отряда, отныне поочередно командовали вице-адмирал М.П. Лазарев и контр-адмирал С.П. Хрущев.
Пункт при устье р. Субаши (а, точнее, берег между устьями рек Субаши и Шахе) представлял большой интерес для русского военного командования.
Это отмечал еще ген. А.А. Вельяминов, который, в частности, в рапорте от 21 августа 1837 г. писал, что дважды осматривал с парохода прибрежное пространство от р. Пшад до «мыса Константиновского» (т.е. Адлера) и при этом отметил целый ряд стратегических приустьевых долин, а в числе приоритетных для занятия генерал уже тогда выделил устье р. Субаши [2: 35]. Около года спустя (т.е. летом 1838 г.) имело место совещание между командиром Отдельного Кавказского корпуса ген. Е.А. Головиным, командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории ген. П.Х. Граббе и ген. Н.Н. Раевским, по итогам которого приустьевая долина р. Субаши была признана одной из важнейших [3: 216-217]. Из последовавшего 15 января 1839 г. предписания военного министра А.И. Чернышева явствует, что Николай I санкционировал занятие в текущем году двух прибрежных пунктов, одним из которых и было устье р. Субаши [3: 223-224].
Состав десантного отряда, предназначенного для высадки при устьях рек Шахе и Субаши, был следующим: батальоны Тенгинского полка №1, 2 и 3; батальоны Навагинского полка №1, 2 и 3; Сводный пехотный батальон, состоявший из двух рот Тенгинского батальона №4 и двух же рот Навагинского батальона №4; Сводный морской батальон; Сводная саперная рота; Черноморские пешие полки №6 и 8. Весь этот экспедиционный корпус, численность которого составляла около 5 тыс. чел., был собран на Тамани, в лагере близ Керченского пролива.
23 апреля к лагерю прибыла эскадра Черноморского флота, которая находилась под командованием М.П. Лазарева и состояла из линейных кораблей «Императрица Екатерина II», «Память Евстафия», «Адрианополь», «Султан Махмуд», «Силистрия», фрегатов «Агатополь», «Тенедос», «Браилов» и «Штандарт», брига «Меркурий», тендера «Легкий», яхты «Орианда», пароходов «Северная звезда» и «Колхида» [4: 510]. На судах эскадры уже находился вспомогательный Сводный морской батальон, численность которого составляла 769 чел.
Еще 10 апреля в преддверии десанта ген. Н.Н. Раевский и кап. Л.М. Серебряков осмотрели приустьевую долину р. Субаши на пароходе «Колхида» [5: 32]. В своем приказе от 26 апреля 1839 г. Н.Н. Раевский отмечал целый ряд сложностей, которые неизбежно будут иметь место при десанте в устье р. Субаши: «Долина, где мы делаем высадку, – писал он, – несравненно уже долин, занятых в прошлом году. Она вся покрыта вековым дремучим лесом, густо перевитым плющем и диким виноградом» [4: 503]. Кроме того, генерал предвидел проблематичность артиллерийской подготовки берега с моря, так как местность на берегу «пересечена несколькими оврагами, которые будучи параллельны морскому берегу, не смогут быть очищены огнем кораблей» [4: 503]. И далее: «Все это ободрит неприятеля, укрепившегося сверх того тремя завалами» [4: 503].
В рассматриваемом приказе Н.Н. Раевского нашел отражение и план предстоящих военных действий при высадке десантных войск в устье р. Субаши. В соответствии с этим планом, первым рейсом десанта надлежало высадиться следующим подразделениям: батальоны Тенгинского полка №2 и 3, батальоны Навагинского полка №1 и 3, а также Сводный пехотный батальон. Эта часть отряда должна была действовать, имея следующее боевое построение: передовое прикрытие (авангард) – батальон Тенгинского полка №2, под командованием ген.-м. В.А. Кашутина; правое прикрытие – батальон Навагинского полка №1, под командованием полк. М.П. Полтинина; левое прикрытие – батальон Тенгинского полка №3, под командованием ген.-м. М.М. Ольшевского; главная колонна (резерв) – батальон Навагинского полка №3 и Сводный пехотный батальон, находившийся под командованием полк. П.В. Вылазкова [4: 500].
Н.Н. Раевский отмечает, что на имеющихся десантных лодках можно транспортировать за один рейс к берегу 2709 чел., и по этой причине каждому из пяти батальонов предписывалось иметь в строю для высадки первым рейсом по 542 чел. (штаб-, обер-, унтер-офицеров, рядовых, музыкантов, артиллеристов) [4: 500]. Остальные военные чины, состоящие в этих батальонах, будут высажены вторым рейсом и воссоединятся с ними по данным Раевским распоряжениям.
Десантные лодки будут состоять под общим начальством кап. 2 ранга В.А. Корнилова и разделены на правый и левый фланги, находящиеся под командованием кап.-лейт. А.И. Панфилова и кап.-лейт. Иванова соответственно. Эти лодки должны двигаться к берегу двумя стройными линиями, причем лодки, составляющие переднюю линию, при этом «продолжают стрельбу из орудий, имеющихся на носу каждого судна, дабы препятствовать неприятелю возвращаться к берегу по прекращению огня кораблей» [4: 501].
Для дополнительной артиллерийской поддержки высадки десанта Раевский задействовал три баркаса азовских казаков, которые должны были подойти к берегу левого устья реки Шахе как можно ближе и «обстреливать своими орудиями берег, прикрывая правый фланг в критическую минуту между высадкой пехоты и выгрузкой артиллерии» [4: 501]. Общее начальство над данными баркасами поручалось войсковому старшине азовских казаков А.Ф. Дьяченко, но при этом каждый из них в частности будет находиться под начальством адъютантов возглавляющего Морской штаб А.С. Меншикова: лейт. Рындина, лейт. Краббе, инженер-пор. Баумгартена. Вместе с тем, казачьи баркасы, двигаясь на правом фланге десантных лодок, должны состоять под командованием кап.-лейт. Панфилова.
В целях наиболее оперативного боевого построения уже высадившегося на берег отряда, десантные лодки, согласно Раевскому, будут продвигаться к берегу «в том порядке, в котором войска, на них нагруженные, должны выстроиться фронтом» [4: 500]. Линия этих судов должна простираться на 200 саженей (около 427 метров) в длину, что обеспечит возможность каждой части отряда высадиться «почти к тому месту, которое она должна занять» [4: 500]. Кроме того, были предусмотрены специальные флажки особенного цвета для каждого из батальонов, которые должны были находиться при их командирах и по высадке служили бы ориентиром для скорейшего сбора военных чинов к предусмотренным пунктам.
После построения на берегу авангард должен быстро «рассыпать» стрелков (т.н. «застрельщиков» или «стрелковых») с резервами и выдвинуться вперед, прикрыв тем самым остальные войска, которые будут выстраиваться либо выгружать артиллерию из десантных баркасов. За авангардом следуют правое и левое прикрытия, каждое из которых «в свою сторону займет пространство между передовым прикрытием и берегом моря» [4: 500].
Артиллерия первого рейса десанта находилась в ведении кап. Гана и состояла из 4 легких орудий, 4 горных единорогов, 2 мортир. Для выгрузки и перемещения этой артиллерии, чтобы не ослаблять военный состав высадившихся батальонов Отдельного Кавказского корпуса, по распоряжению вице-адмирала Лазарева были назначены военные чины Черноморского флота в следующем числе: по 20 чел. на 1 полевое орудие; по 20 чел. на 1 зарядный ящик; по 6 чел. на 1 горный единорог; по 2 чел. на 1 вьючный зарядный ящик.
Вторым рейсом планировалось высадить следующие подразделения отряда: Сводная саперная рота; батальон Тенгинского полка №1; батальон Навагинского полка №2; Черноморские казачьи полки №6 и 8; Сводный морской батальон. Согласно Раевскому, часть этой партии десанта (без уточнений) будет состоять под начальством полк. Манзея. Очевидно, что здесь подразумевались все батальоны за исключением Сводного морского батальона, который будет находиться под командованием кап. 2 ранга Е.В. Путятина, а также прикомандированного к нему батальона Навагинского полка №2. Оба этих подразделения по высадке должны быть задействованы для «взятия штурмом горы, разделяющей реки Шахе и Субаши» [4: 502].
Артиллерия второго рейса должна находиться под командованием штабс-капитана Щербины и состоять из 6 легких орудий, 1 горного единорога и 4 мортир.
Во всем остальном, относительно действий второй партии десанта, Н.Н. Раевский лишь лаконично отмечает, что этим войскам надлежит «исполнять все, что предписано для войск первого рейса» [4: 502]. При этом более точные распоряжения последуют только после их высадки на берег и «по ближайшему осмотру местоположения» [4: 502].
28 апреля эскадра Черноморского флота с десантным отрядом вышла из Керченского пролива в море и достигла близлежащих друг к другу устьев рек Шахе и Субаши 2 мая в 17 час. вечера [7: 496]. На рассвете следующего дня имел место густой туман, который рассеялся не ранее 9 час. утра, и только с этого времени суда эскадры начали выстраиваться в боевой порядок, ориентируясь на предварительно размещенные с парохода «Северная звезда» буйки. На том же самом пароходе была проведена рекогносцировка предполагаемого к занятию прибрежного участка, при которой «было назначено направление каждой части войск для первоначального занятия берега; определено место, на котором отряд должен остановиться, отнюдь не продвигаясь далее, и решено исполнить все сие со всевозможной быстротой» [7: 496-497].
Рис. 1. Боевое построение судов эскадры Черноморского флота во время осуществления десантной операции при устьях рек Субаши и Шахе 3 мая 1839 г. Рисунок с копии [7: 509].
На берегу виднелось значительное убыхское ополчение, причем в священной роще при устье реки «под вековыми деревьями человек 500 стояли на коленях и пред ними был мулла в белой чалме» [7: 497]. Это молебствие убыхов, вобравшее в себя элементы друидизма и ислама (что было весьма характерно для черкесских религиозных обрядов того времени), по справедливому замечанию Н.Н. Раевского «предвещало их решимость защищаться донельзя» [7: 497].
Линейные корабли и фрегаты выстроились на расстоянии «полутораста саженей» (320 метров) от берега и, встав на якорь, по сигналу с флагманского корабля, спустили на воду десантные гребные суда. Когда же десантные войска первого рейса были распределены по этим судам, кораблям и фрегатам, был дан сигнал об артиллерийском обстреле побережья, который тут же был начат и продлился 15 минут. «Ужасное действие морской артиллерии принудило горцев оставить прибрежные окопы, коими они укрепили все пространство между устьями рек Субаши и Шахе», – писал Н.Н. Раевский [7: 498]. Вместе с тем генерал отмечал, что на достаточно близком расстоянии от берега горцы «нашли себе безопасное убежище за лесистыми возвышениями и в оврагах, идущих к реке Шахе, параллельно берегу моря» [7: 498-499].
Пребывавший в это же время в Черкесии англичанин Дж. Бэлл также писал, что во время артобстрела берега со стороны моря черкесам «пришлось расположиться за ближними к берегу возвышенностями, могущими наилучшим образом защитить их от пушек и корабельных снарядов, и там дождаться высадки войск» [8: 235]. Вместе с тем Бэлл отмечал, что плотным огнем палубной артиллерии черкесам был нанесен большой урон: «пушки обстреливали долину по всей ширине, черкесские силы вынуждены были разделиться; и, несмотря на исключительную храбрость, показанную теми, кто находился ближе всего к месту высадки десанта, они не смогли избежать полного уничтожения под интенсивным огнем пушек и ружейной пальбы (как очевидно, имевшей место уже после высадки. – А.А.)» [8: 235].
После окончания артиллерийского огня с кораблей десантным лодкам был подан сигнал к отплытию, и они в полном соответствии с объявленным Н.Н. Раевским планом, тут же тронулись к берегу. Три азовских баркаса, согласно этого же плана, двигались на правом фланге линии десантных лодок для дополнительной артиллерийской поддержки высадки десанта.
Необходимость использования казачьих баркасов для дополнительного обстрела берега, по словам Н.Н. Раевского, заключалась в том, что «еще с кораблей виднелись толпы черкесов, спускавшихся с гор левого берега Шахе и переходивших реку вброд у морского прибоя» [7: 498-499]. В своем отчете генерал говорил о значительной результативности артиллерийского огня с этих баркасов, и весьма ярко описывал действия каждого из них. Согласно его сведениям, баркас под начальством Краббе, приблизившись к берегу, вошел в устье р. Шахе и «этим отважным движением прикрыл выстрелами на большое пространство правый фланг позиции» [7: 499]. Артиллерийский же огонь с другого баркаса, находившегося под начальством Баумгартена, пришелся на «толпу черкес, засевших в гуще дерев против самого устья реки (т.е. Шахе. – А.А.)» [7: 499]. Вместе с тем третий баркас, которым начальствовал Рындин, находясь впереди десантных лодок, «врезался в берег» и «открыл спешный картечный огонь» [7: 499]. После высадки десанта этот баркас, отплыв от берега, начал было смещаться вправо для того, чтобы продолжить обстрел, но на его борту неожиданно сдетонировал пороховой ящик, взрыв которого «пробил ладью и поднял на воздух все на ней находившееся» [7: 499]. При этом баркас утонул, а 8 чел. получили серьезные ожоги.
Как и было запланировано, первым рейсом было высажено по два батальона Тенгинского (№2 и №3) и Навагинского (№1 и №3) полков, а также Сводный морской батальон, который включал по две роты из обоих этих батальонов.
Раевский отмечает исключительную важность оперативной высадки войск при проведении рассматриваемой десантной операции: «Никогда, – писал генерал, – порядок и быстрота гребных судов не были столь полезны, как в сем случае. Несмотря на близость эскадры, неприятель встретил десант в 50 саженях от берега (т.е. около 107 метров. – А.А.)» [7: 497].
Действительно, батальон Тенгинского полка №2 был атакован убыхами сразу же после его высадки, когда, по словам Раевского, «толпа горцев хлынула на равнину, лежащую между горою и густым лесом» [7: 499]. Эту стремительную атаку участник событий Г.И. Филипсон в своих мемуарах описал следующим образом: «Неприятель двигался беглым шагом, но без суеты, не стреляя и с обнаженными шашками, вдоль полосы леса прямо на средину нашей линии» [9: 300]. И далее: «Несколько картечных выстрелов не остановили горцев; они продолжали двигаться молча и не стреляя» [9: 300].
М.П. Лазарев, в рапорте Николаю I от 5 мая 1839 г., писал, что атака убыхов «была удержана штыками храброго отряда, подкрепленного двумя горными единорогами и матросами с гребных судов» [4: 510]. Весьма показательно участие в отражении этой атаки моряков (включая офицеров и даже капитанов Корнилова, Панфилова и Иванова), экстренно покинувших десантные лодки для помощи высадившимся войскам. При этом в своем приказе от 4 мая 1839 г. Лазарев выразил недовольство действиями моряков, самовольно оставивших гребные суда, что было причиной «медленности в выгрузке второго отделения десанта и потом разных тяжестей, принадлежащих отряду и необходимых для лагеря» [4: 508].
В своем письме А.И. Веревкину от 16 июня 1839 г., М.П. Лазарев приводит и другие подробности тех событий, которые последовали за высадкой десанта. Он отмечает, что перед сабельной атакой убыхи «открыли чрезвычайно сильный огонь» [6: 121]. О завязавшемся затем сражении между высадившимися войсками и убыхским ополчением адмирал пишет: «рукопашный бой продолжался с полчаса времени; наконец, подоспела артиллерия, открыла огонь, но и тут черкесы в остервенении бросились на орудие и одного из артиллеристов изрубили» [6: 121].
Существенно по иному развивались события для батальонов Навагинского полка №1 и 3, высадившихся на правом фланге, в лесистой части берега. Участник событий М.Ф. Федоров, находившийся в стрелковой цепи батальона Навагинского полка №1, пишет: «едва только подошли к лесу в полном убеждении, что он очищен морскою артиллериею – как были встречены ружейными залпами от горцев, засевших в вырытых ими, параллельно берегу, шанцах» [10: 158]. Этот солдат отмечает, что при ружейном огне убыхов «убыло из цепи несколько стрелков, и даже в рядах нашей роты двое были ранены» [10: 158]. Вместе с тем, продвигавшийся по лесу «отдельно, поротно, развернутым фронтом» батальон начал было атаку, но по проигранному сигналу вынужден был остановиться: «навагинцы», находившиеся на правом фланге и уже в тылу убыхских окопов, открыли по ним огонь картечью и гранатами из двух горных орудий. Артиллерийским огнем убыхи были выбиты из своих позиций и оттеснены после сильной перестрелки.
Вскоре по убыхам, наседавшим на батальон Тенгинского полка №2, был нанесен неожиданный удар со стороны уже занявших лес батальонов Навагинского полка. Согласно Н.Н. Раевскому, убыхи были атакованы батальоном Навагинского полка №3 под командованием подполковника Танского, который «заблаговременно двинувшись из резерва, появился на равнине из чащи леса» и «ударил в штыки во фланг неприятеля» [7: 499]. Кроме того, к этому батальону, по распоряжению Полтинина, присоединилась мушкетерская рота №3 из батальона Навагинского полка №1, которой командовал майор Германс.
Г.И. Филипсон о тех же самых действиях писал, что когда Танский и Германс услышали картечные выстрелы, то они вместе со своими частями Навагинского полка «приняли влево и из опушки леса неожиданно наткнулись на толпу горцев, не подозревавших в лесу наших войск» [9: 300].
О событиях, последовавших после неожиданного удара по убыхам со стороны батальонов Навагинского полка, Н.Н. Раевский пишет: «Черкесы приостановились, начали стрелять и подались назад. Но было поздно: обхваченные с двух сторон, они бились отчаянно в ручной свалке, отступая шаг за шагом» [7: 499]. Очевидно, что батальон Навагинского полка №3, расстроив атаку убыхов своим ударом с фланга, остался в резерве, тогда как батальон Навагинского полка №1, после некоторой перегруппировки, пошел в наступление на убыхов вместе с батальоном Тенгинского полка №2. Вместе с тем развернул наступление на долину и батальон Тенгинского полка №3.
Н.Н. Раевский отмечает, что на левом фланге убыхи, находясь в значительном числе, спускались с горы, которая разделяла реки Шахе и Субаши, и «стремились занять впадающее в море возвышение, на котором были их главные завалы и древний надгробный памятник» [7: 499-500]. По этой причине батальон Тенгинского полка №3 под командованием Ольшевского быстро занял упомянутую выше прибрежную возвышенность и, спустившись на ее уступ, сдержал продвигавшихся сюда после сильной перестрелки убыхов. Более того, с занятого этим Тенгинским батальоном уступа горы был открыт огонь из двух легких орудий по той части убыхского ополчения, которая отступала под натиском Тенгинского (с фронта) и Навагинского (справа) батальонов №2 и 1: «Поражаемые таким образом с трех сторон, – писал Раевский. – горцы, однако же, не бежали, но медленно отступали по равнине, прикрываясь двойной цепью. Новые толпы их, выходя из лесистого ущелья, уносили или заменяли своих убитых и раненных» [7: 500]. Организованный характер отступления убыхов отмечал и Филипсон: «Потеряв много убитых и раненных, они, однако же, отступали в порядке и несколько раз бросались в шашки» [9: 300].
Тем временем был высажен второй рейс десанта, после чего Сводный пехотный батальон был направлен для усиления передового прикрытия и составил его резерв, а Сводный морской батальон – для подкрепления левого прикрытия.
Поддержка Сводного пехотного батальона, по словам Раевского, позволила Тенгинскому и Навагинскому батальонам «сильнее теснить неприятеля» [7: 500]. Когда батальон Тенгинского полка №2, наступая на убыхов, приблизился к подножью горы, разделяющей реки Субаши и Шахе, Кашутин выдвинул из него две роты под командованием подполковника Лебединского, которые заняли эту гору «при жаркой перестрелке с трех сторон» [7: 500]. Вместе с тем, на занятой Тенгинскими ротами горной возвышенности еще оставалось значительное пространство, которое отделяло их от левого прикрытия. Занять это пространство было поручено Ольшевскому, который перенаправил туда оказавшийся в его распоряжении Сводный морской батальон: «Моряки – писал Н.Н. Раевский – в полном порядке взлетели на гору и штыками выбили неприятеля с выгодной позиции в лесу» [7: 500].
Н.Н. Раевский отмечает действия Путятина, командовавшего Сводным морским батальоном, который «занял позицию и держался, не отступая ни шагу», хотя при этом «был осыпаем градом пуль» [7: 500-501]. Во время перестрелки Путятин, получив ранения в руку и ногу навылет, выбыл из строя, и командование морским батальоном принял Метлин.
Батальон Навагинского полка №2 и рота сапер вслед за моряками были направлены для подкрепления Тенгинского батальона №3, командир которого перенаправил оба эти подразделения в распоряжение Метлина, и командование Сводным морским батальоном принял кап.-лет. Глазенап. «Вместе с сим подкреплением с величайшим трудом внесены на крутизну на плечах два горных единорога», – пишет Н.Н. Раевский [7: 501]. Вскоре в условиях сильной перестрелки Метлин начал устраивать засеку, для чего, как очевидно, им были задействованы как моряки, так и саперы.
Вместе с тем Тенгинский и Навагинский батальоны под командованием Кашутина и Полтинина продолжали теснить убыхов, «отступавших с необыкновенною медленностью, чтобы дать время унести своих убитых и раненых» [7: 501]. Раевский отдельно перечисляет потери офицерского состава, которые были понесены при плотном рукопашном бое с убыхами – «у нас убиты при этом: Навагинского пехотного полка подпоручик Колодка и прапорщик Бракер и Колыванского егерского полка подпоручик Павлов; ранены: Тенгинского пехотного полка прапорщик Лутковский и Оренбургского линейного №5 батальона подпоручик Овсянников» [7: 501].
После двух часов упорного сражения батальоны Кашутина и Полтинина дошли до «возвышения, замыкающего прибрежную долину» и, тем самым, «довершили занятие предназначенного пространства» [7: 502]. Вскоре, однако, убыхи, продолжая перестрелку, неожиданно атаковали прикрывавший орудия резерв, который находился у подножья горы, занятой двумя ротами Тенгинского полка: «20 артиллерийской бригады штабс-капитан Щербина, – пишет о дальнейших событиях Раевский, – допустив их на близкое расстояние, открыл огонь картечью; в это время командовавшие резервами, Тенгинского полка поручики Рыков и Можаров, смело ударили в штыки и опрокинули неприятеля» [7: 502]. При этом оба вышеупомянутых офицера получили тяжелые ранения.
После того, как убыхи были оттеснены за пределы долины и отбиты от резерва, перестрелка еще продолжалась. Во время боя два Черноморских казачьих полка, наряду с морским батальоном и саперной ротой, устраивали засеки вокруг занимаемого лагерем места. К 18 час. лагерь был разбит.
Солдат-«навагинец» Федоров о понесенных русскими потерях писал: «не знаю, сколько убыло из строя во всем отряде, но в нашей роте убито 3, истек кровью от раны шашкою – 1; ранено пулями: унтер-офицеров 2, рядовых 7; изранено шашками 7» [10: 161]. Таким образом, убыль только в одной роте Навагинского батальона составила 20 чел.
Согласно данным Н.Н. Раевского, потери сухопутного отряда составили: «убитыми 3-х обер-офицеров, раненными 4-х, убитых и умерших от ран нижних чинов 16, раненных 90» [7: 502]. Потери же среди задействованных в десанте моряков были следующими: «ранен штаб-офицер 1, обер-офицер 1, убит матрос 1, ранено нижних чинов 21» [7: 502]. Таким образом, согласно официальным данным, общие потери десантного отряда составили 137 чел.
Вместе с тем, потери убыхов были еще большими: несмотря на их самоотверженную борьбу за убитых и раненных на поле боя соплеменников, в руках русских оказалось 48 тел павших убыхов. О понесенных убыхами потерях весьма осведомленный Дж. Бэлл писал следующее: «Я вынужден был вновь сожалеть о потере нескольких исключительных умов этой части края и среди прочих где-то пятидесяти наиболее храбрых ее дворян» [8: 235].
Довольно скоро, когда бой еще не был завершен и перестрелка продолжалась, к Н.Н. Раевскому явилась убыхская депутация, просившая о выкупе тел своих павших соплеменников. Будучи последовательным сторонником установления дружеских отношений с горцами с постепенным и по возможности мирным включением их территории в состав России, Н.Н. Раевский согласился вернуть прибывшим убыхам эти тела без выкупа. Как небезосновательно отмечал сам генерал, такая мера «не есть бесполезное снисхождение» и «внушает горцам благодарность и доверие» [7: 503].
Во время дальнейшей беседы убыхи рассказали Н.Н. Раевскому о причинах, которые «заставили их с таким ожесточением защищать Шахе» [7: 503]. Главной из них было то, что при устье р. Шахе находилась древняя и священная для убыхов роща, и те дали клятву «не допустить неверных до осквернения святыни» [7: 503-504]. Кроме того, приустьевая долина р. Шахе «привольная и более других населенная, была издавна главным пунктом приморской торговли горцев» [7: 504].
Сопротивление, оказанное убыхским ополчением русскому экспедиционному корпусу при устьях рек Шахе и Субаши, действительно было весьма ожесточенным и одним из сильнейших за всю историю военной колонизации черкесского побережья. Несмотря на мощную артиллерийскую подготовку берега, а также оперативную высадку, быстрое боевое построение и значительную численность десантных войск, по всему фронту высадки имели место серьезные столкновения, потребовавшие применения артиллерии, а в случае с передовым прикрытием – еще и сопровождавшиеся плотными сабельно-штыковыми сражениями.
12 мая 1839 г. в устье р. Шахе было торжественно заложено укрепление Головинское (названное в честь ген. Е.А. Головина), которое было построено к концу июня. Это укрепление функционировало до марта 1854 г., когда в связи с Крымской войной оно было упразднено, а его гарнизон – эвакуирован.
Рис. 2. Укрепление Головинское [11: 378].
Литература:
1. Юзефович Т. Договоры России с Востоком политические и торговые. – СПб., 1869.
2. Архив Раевских. – Т.2. – СПб., 1909.
3. Центральный государственный исторический архив Грузии. Ф. 416. Оп. 2. Д. 24.
4. Лазарев М.П. Документы. – Т.2. – М., 1955.
5. Адмирал Л. М. Серебряков: Документы / Сост.: А.О. Арутюнян, В.А. Микаелян, О.С. Баликян // Вестник архивов Армении. – Ереван, 1973. – № 1 (35).
6. Архив Раевских. – Т. 3. – СПб., 1911.
7. Несколько указаний о десантах (Отрывки) // Морской сборник. – 1865. – № 2.
8. Бэлл Дж. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837-1839 годов: В двух томах. – Нальчик: «Эль-Фа», 2007.
9. Воспоминания Григория Ивановича Филипсона // Русский архив. – 1883. – № 5.
10. Федоров М.Ф. Походные записки на Кавказе с 1835 по 1842 год // Кавказский сборник. 1879. – Т. 3.
11. Военная энциклопедия: Том VIII. Гимры – Двигатели судовые. – СПб.: Тов-во И.Д. Сытина, 1912.
Вестник науки АРИГИ №15 (39) с. 59-67.
Ключевые слова: Субаши, Шахе, Тенгинский полк, Навагинский полк, Черноморский флот, Отдельный Кавказский корпус, десант, убыхи, черкесы.
Abstract: The article is dedicated to the landing operation which was carried out by the Black Sea Navy and Separate Caucasus Corps in the mouth of Subashi River.
There are some issues considering in the article: the planning and the course of the landing operation; naval forces and military contingents in the landing operation; casualties of either sides during the operation.
Keywords: Subashi, Shakhe, Tenginsky regiment, Navaginsky regiment, Separate Caucasus Corps, the landing party, Ubykhs, Circassians.
С начала XIX в. царская Россия последовательно стремилась утвердиться на важных для нее как в военно-стратегическом, так и торгово-экономическом отношении пунктах Северного Причерноморья. Это утверждение протекало в условиях противостояния с Турцией, которая давно имела свои пункты присутствия в регионе, становившиеся театрами русско-турецких войн в 1806-1812 и 1828-1829 гг.
Наиболее активная фаза русского утверждения в регионе началась после заключения между Россией и Турцией Адрианопольского договора в 1829 г., одна из статей которого гласила: «весь берег Черного моря от устья Кубани до пристани святого Николая включительно пребудут в вечном владении Российской империи» [1: 74]. Таким образом, Турция отказалась от каких-либо политических претензий на Восточное побережье Черного моря, включая и две важнейшие для нее прибрежные крепости – Анапу и Поти.
Уже в 1830-1835 гг. русские экспедиционные корпусы заняли целый ряд прибрежных пунктов как в Абхазии, так и в Черкесии. Вместе с тем, между Гаграми и Геленджиком (были заняты в 1830 и 1831 гг. соответственно) оставалось еще значительное по своей протяженности прибрежное пространство, которое уже в 1833 г. командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории ген. А.А. Вельяминов предложил занять связанными между собой крепостями.
К практической реализации этого плана русское военное командование приступило только в 1837 г., и изначально фортификация побережья осуществлялась путем встречного продвижения вдоль него двух мощных военных корпусов, которые в официальных источниках обозначались как «отряд, действующий со стороны Геленджика» (с севера) и «отряд, действующий со стороны Абхазии» (с юга). Оба этих отряда пользовались поддержкой двух отдельных эскадр Черноморского флота, которые фигурировали в документах как «Абхазский отряд судов» (или «первая эскадра») и «Геленджикский отряд судов» (или «вторая эскадра»).
В связи с кончиной ген. А.А. Вельяминова (ум. 27 марта 1838 г.) «отряд, действующий со стороны Геленджика», которым он командовал, был переподчинен ген. Н.Н. Раевскому и несколько позднее стал показательно обозначаться в источниках как «главный действующий отряд на берегу Черного моря». Военно-морскими силами, которые обеспечивали транспортировку и высадку отряда, отныне поочередно командовали вице-адмирал М.П. Лазарев и контр-адмирал С.П. Хрущев.
Пункт при устье р. Субаши (а, точнее, берег между устьями рек Субаши и Шахе) представлял большой интерес для русского военного командования.
Это отмечал еще ген. А.А. Вельяминов, который, в частности, в рапорте от 21 августа 1837 г. писал, что дважды осматривал с парохода прибрежное пространство от р. Пшад до «мыса Константиновского» (т.е. Адлера) и при этом отметил целый ряд стратегических приустьевых долин, а в числе приоритетных для занятия генерал уже тогда выделил устье р. Субаши [2: 35]. Около года спустя (т.е. летом 1838 г.) имело место совещание между командиром Отдельного Кавказского корпуса ген. Е.А. Головиным, командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории ген. П.Х. Граббе и ген. Н.Н. Раевским, по итогам которого приустьевая долина р. Субаши была признана одной из важнейших [3: 216-217]. Из последовавшего 15 января 1839 г. предписания военного министра А.И. Чернышева явствует, что Николай I санкционировал занятие в текущем году двух прибрежных пунктов, одним из которых и было устье р. Субаши [3: 223-224].
Состав десантного отряда, предназначенного для высадки при устьях рек Шахе и Субаши, был следующим: батальоны Тенгинского полка №1, 2 и 3; батальоны Навагинского полка №1, 2 и 3; Сводный пехотный батальон, состоявший из двух рот Тенгинского батальона №4 и двух же рот Навагинского батальона №4; Сводный морской батальон; Сводная саперная рота; Черноморские пешие полки №6 и 8. Весь этот экспедиционный корпус, численность которого составляла около 5 тыс. чел., был собран на Тамани, в лагере близ Керченского пролива.
23 апреля к лагерю прибыла эскадра Черноморского флота, которая находилась под командованием М.П. Лазарева и состояла из линейных кораблей «Императрица Екатерина II», «Память Евстафия», «Адрианополь», «Султан Махмуд», «Силистрия», фрегатов «Агатополь», «Тенедос», «Браилов» и «Штандарт», брига «Меркурий», тендера «Легкий», яхты «Орианда», пароходов «Северная звезда» и «Колхида» [4: 510]. На судах эскадры уже находился вспомогательный Сводный морской батальон, численность которого составляла 769 чел.
Еще 10 апреля в преддверии десанта ген. Н.Н. Раевский и кап. Л.М. Серебряков осмотрели приустьевую долину р. Субаши на пароходе «Колхида» [5: 32]. В своем приказе от 26 апреля 1839 г. Н.Н. Раевский отмечал целый ряд сложностей, которые неизбежно будут иметь место при десанте в устье р. Субаши: «Долина, где мы делаем высадку, – писал он, – несравненно уже долин, занятых в прошлом году. Она вся покрыта вековым дремучим лесом, густо перевитым плющем и диким виноградом» [4: 503]. Кроме того, генерал предвидел проблематичность артиллерийской подготовки берега с моря, так как местность на берегу «пересечена несколькими оврагами, которые будучи параллельны морскому берегу, не смогут быть очищены огнем кораблей» [4: 503]. И далее: «Все это ободрит неприятеля, укрепившегося сверх того тремя завалами» [4: 503].
В рассматриваемом приказе Н.Н. Раевского нашел отражение и план предстоящих военных действий при высадке десантных войск в устье р. Субаши. В соответствии с этим планом, первым рейсом десанта надлежало высадиться следующим подразделениям: батальоны Тенгинского полка №2 и 3, батальоны Навагинского полка №1 и 3, а также Сводный пехотный батальон. Эта часть отряда должна была действовать, имея следующее боевое построение: передовое прикрытие (авангард) – батальон Тенгинского полка №2, под командованием ген.-м. В.А. Кашутина; правое прикрытие – батальон Навагинского полка №1, под командованием полк. М.П. Полтинина; левое прикрытие – батальон Тенгинского полка №3, под командованием ген.-м. М.М. Ольшевского; главная колонна (резерв) – батальон Навагинского полка №3 и Сводный пехотный батальон, находившийся под командованием полк. П.В. Вылазкова [4: 500].
Н.Н. Раевский отмечает, что на имеющихся десантных лодках можно транспортировать за один рейс к берегу 2709 чел., и по этой причине каждому из пяти батальонов предписывалось иметь в строю для высадки первым рейсом по 542 чел. (штаб-, обер-, унтер-офицеров, рядовых, музыкантов, артиллеристов) [4: 500]. Остальные военные чины, состоящие в этих батальонах, будут высажены вторым рейсом и воссоединятся с ними по данным Раевским распоряжениям.
Десантные лодки будут состоять под общим начальством кап. 2 ранга В.А. Корнилова и разделены на правый и левый фланги, находящиеся под командованием кап.-лейт. А.И. Панфилова и кап.-лейт. Иванова соответственно. Эти лодки должны двигаться к берегу двумя стройными линиями, причем лодки, составляющие переднюю линию, при этом «продолжают стрельбу из орудий, имеющихся на носу каждого судна, дабы препятствовать неприятелю возвращаться к берегу по прекращению огня кораблей» [4: 501].
Для дополнительной артиллерийской поддержки высадки десанта Раевский задействовал три баркаса азовских казаков, которые должны были подойти к берегу левого устья реки Шахе как можно ближе и «обстреливать своими орудиями берег, прикрывая правый фланг в критическую минуту между высадкой пехоты и выгрузкой артиллерии» [4: 501]. Общее начальство над данными баркасами поручалось войсковому старшине азовских казаков А.Ф. Дьяченко, но при этом каждый из них в частности будет находиться под начальством адъютантов возглавляющего Морской штаб А.С. Меншикова: лейт. Рындина, лейт. Краббе, инженер-пор. Баумгартена. Вместе с тем, казачьи баркасы, двигаясь на правом фланге десантных лодок, должны состоять под командованием кап.-лейт. Панфилова.
В целях наиболее оперативного боевого построения уже высадившегося на берег отряда, десантные лодки, согласно Раевскому, будут продвигаться к берегу «в том порядке, в котором войска, на них нагруженные, должны выстроиться фронтом» [4: 500]. Линия этих судов должна простираться на 200 саженей (около 427 метров) в длину, что обеспечит возможность каждой части отряда высадиться «почти к тому месту, которое она должна занять» [4: 500]. Кроме того, были предусмотрены специальные флажки особенного цвета для каждого из батальонов, которые должны были находиться при их командирах и по высадке служили бы ориентиром для скорейшего сбора военных чинов к предусмотренным пунктам.
После построения на берегу авангард должен быстро «рассыпать» стрелков (т.н. «застрельщиков» или «стрелковых») с резервами и выдвинуться вперед, прикрыв тем самым остальные войска, которые будут выстраиваться либо выгружать артиллерию из десантных баркасов. За авангардом следуют правое и левое прикрытия, каждое из которых «в свою сторону займет пространство между передовым прикрытием и берегом моря» [4: 500].
Артиллерия первого рейса десанта находилась в ведении кап. Гана и состояла из 4 легких орудий, 4 горных единорогов, 2 мортир. Для выгрузки и перемещения этой артиллерии, чтобы не ослаблять военный состав высадившихся батальонов Отдельного Кавказского корпуса, по распоряжению вице-адмирала Лазарева были назначены военные чины Черноморского флота в следующем числе: по 20 чел. на 1 полевое орудие; по 20 чел. на 1 зарядный ящик; по 6 чел. на 1 горный единорог; по 2 чел. на 1 вьючный зарядный ящик.
Вторым рейсом планировалось высадить следующие подразделения отряда: Сводная саперная рота; батальон Тенгинского полка №1; батальон Навагинского полка №2; Черноморские казачьи полки №6 и 8; Сводный морской батальон. Согласно Раевскому, часть этой партии десанта (без уточнений) будет состоять под начальством полк. Манзея. Очевидно, что здесь подразумевались все батальоны за исключением Сводного морского батальона, который будет находиться под командованием кап. 2 ранга Е.В. Путятина, а также прикомандированного к нему батальона Навагинского полка №2. Оба этих подразделения по высадке должны быть задействованы для «взятия штурмом горы, разделяющей реки Шахе и Субаши» [4: 502].
Артиллерия второго рейса должна находиться под командованием штабс-капитана Щербины и состоять из 6 легких орудий, 1 горного единорога и 4 мортир.
Во всем остальном, относительно действий второй партии десанта, Н.Н. Раевский лишь лаконично отмечает, что этим войскам надлежит «исполнять все, что предписано для войск первого рейса» [4: 502]. При этом более точные распоряжения последуют только после их высадки на берег и «по ближайшему осмотру местоположения» [4: 502].
28 апреля эскадра Черноморского флота с десантным отрядом вышла из Керченского пролива в море и достигла близлежащих друг к другу устьев рек Шахе и Субаши 2 мая в 17 час. вечера [7: 496]. На рассвете следующего дня имел место густой туман, который рассеялся не ранее 9 час. утра, и только с этого времени суда эскадры начали выстраиваться в боевой порядок, ориентируясь на предварительно размещенные с парохода «Северная звезда» буйки. На том же самом пароходе была проведена рекогносцировка предполагаемого к занятию прибрежного участка, при которой «было назначено направление каждой части войск для первоначального занятия берега; определено место, на котором отряд должен остановиться, отнюдь не продвигаясь далее, и решено исполнить все сие со всевозможной быстротой» [7: 496-497].
Рис. 1. Боевое построение судов эскадры Черноморского флота во время осуществления десантной операции при устьях рек Субаши и Шахе 3 мая 1839 г. Рисунок с копии [7: 509].
На берегу виднелось значительное убыхское ополчение, причем в священной роще при устье реки «под вековыми деревьями человек 500 стояли на коленях и пред ними был мулла в белой чалме» [7: 497]. Это молебствие убыхов, вобравшее в себя элементы друидизма и ислама (что было весьма характерно для черкесских религиозных обрядов того времени), по справедливому замечанию Н.Н. Раевского «предвещало их решимость защищаться донельзя» [7: 497].
Линейные корабли и фрегаты выстроились на расстоянии «полутораста саженей» (320 метров) от берега и, встав на якорь, по сигналу с флагманского корабля, спустили на воду десантные гребные суда. Когда же десантные войска первого рейса были распределены по этим судам, кораблям и фрегатам, был дан сигнал об артиллерийском обстреле побережья, который тут же был начат и продлился 15 минут. «Ужасное действие морской артиллерии принудило горцев оставить прибрежные окопы, коими они укрепили все пространство между устьями рек Субаши и Шахе», – писал Н.Н. Раевский [7: 498]. Вместе с тем генерал отмечал, что на достаточно близком расстоянии от берега горцы «нашли себе безопасное убежище за лесистыми возвышениями и в оврагах, идущих к реке Шахе, параллельно берегу моря» [7: 498-499].
Пребывавший в это же время в Черкесии англичанин Дж. Бэлл также писал, что во время артобстрела берега со стороны моря черкесам «пришлось расположиться за ближними к берегу возвышенностями, могущими наилучшим образом защитить их от пушек и корабельных снарядов, и там дождаться высадки войск» [8: 235]. Вместе с тем Бэлл отмечал, что плотным огнем палубной артиллерии черкесам был нанесен большой урон: «пушки обстреливали долину по всей ширине, черкесские силы вынуждены были разделиться; и, несмотря на исключительную храбрость, показанную теми, кто находился ближе всего к месту высадки десанта, они не смогли избежать полного уничтожения под интенсивным огнем пушек и ружейной пальбы (как очевидно, имевшей место уже после высадки. – А.А.)» [8: 235].
После окончания артиллерийского огня с кораблей десантным лодкам был подан сигнал к отплытию, и они в полном соответствии с объявленным Н.Н. Раевским планом, тут же тронулись к берегу. Три азовских баркаса, согласно этого же плана, двигались на правом фланге линии десантных лодок для дополнительной артиллерийской поддержки высадки десанта.
Необходимость использования казачьих баркасов для дополнительного обстрела берега, по словам Н.Н. Раевского, заключалась в том, что «еще с кораблей виднелись толпы черкесов, спускавшихся с гор левого берега Шахе и переходивших реку вброд у морского прибоя» [7: 498-499]. В своем отчете генерал говорил о значительной результативности артиллерийского огня с этих баркасов, и весьма ярко описывал действия каждого из них. Согласно его сведениям, баркас под начальством Краббе, приблизившись к берегу, вошел в устье р. Шахе и «этим отважным движением прикрыл выстрелами на большое пространство правый фланг позиции» [7: 499]. Артиллерийский же огонь с другого баркаса, находившегося под начальством Баумгартена, пришелся на «толпу черкес, засевших в гуще дерев против самого устья реки (т.е. Шахе. – А.А.)» [7: 499]. Вместе с тем третий баркас, которым начальствовал Рындин, находясь впереди десантных лодок, «врезался в берег» и «открыл спешный картечный огонь» [7: 499]. После высадки десанта этот баркас, отплыв от берега, начал было смещаться вправо для того, чтобы продолжить обстрел, но на его борту неожиданно сдетонировал пороховой ящик, взрыв которого «пробил ладью и поднял на воздух все на ней находившееся» [7: 499]. При этом баркас утонул, а 8 чел. получили серьезные ожоги.
Как и было запланировано, первым рейсом было высажено по два батальона Тенгинского (№2 и №3) и Навагинского (№1 и №3) полков, а также Сводный морской батальон, который включал по две роты из обоих этих батальонов.
Раевский отмечает исключительную важность оперативной высадки войск при проведении рассматриваемой десантной операции: «Никогда, – писал генерал, – порядок и быстрота гребных судов не были столь полезны, как в сем случае. Несмотря на близость эскадры, неприятель встретил десант в 50 саженях от берега (т.е. около 107 метров. – А.А.)» [7: 497].
Действительно, батальон Тенгинского полка №2 был атакован убыхами сразу же после его высадки, когда, по словам Раевского, «толпа горцев хлынула на равнину, лежащую между горою и густым лесом» [7: 499]. Эту стремительную атаку участник событий Г.И. Филипсон в своих мемуарах описал следующим образом: «Неприятель двигался беглым шагом, но без суеты, не стреляя и с обнаженными шашками, вдоль полосы леса прямо на средину нашей линии» [9: 300]. И далее: «Несколько картечных выстрелов не остановили горцев; они продолжали двигаться молча и не стреляя» [9: 300].
М.П. Лазарев, в рапорте Николаю I от 5 мая 1839 г., писал, что атака убыхов «была удержана штыками храброго отряда, подкрепленного двумя горными единорогами и матросами с гребных судов» [4: 510]. Весьма показательно участие в отражении этой атаки моряков (включая офицеров и даже капитанов Корнилова, Панфилова и Иванова), экстренно покинувших десантные лодки для помощи высадившимся войскам. При этом в своем приказе от 4 мая 1839 г. Лазарев выразил недовольство действиями моряков, самовольно оставивших гребные суда, что было причиной «медленности в выгрузке второго отделения десанта и потом разных тяжестей, принадлежащих отряду и необходимых для лагеря» [4: 508].
В своем письме А.И. Веревкину от 16 июня 1839 г., М.П. Лазарев приводит и другие подробности тех событий, которые последовали за высадкой десанта. Он отмечает, что перед сабельной атакой убыхи «открыли чрезвычайно сильный огонь» [6: 121]. О завязавшемся затем сражении между высадившимися войсками и убыхским ополчением адмирал пишет: «рукопашный бой продолжался с полчаса времени; наконец, подоспела артиллерия, открыла огонь, но и тут черкесы в остервенении бросились на орудие и одного из артиллеристов изрубили» [6: 121].
Существенно по иному развивались события для батальонов Навагинского полка №1 и 3, высадившихся на правом фланге, в лесистой части берега. Участник событий М.Ф. Федоров, находившийся в стрелковой цепи батальона Навагинского полка №1, пишет: «едва только подошли к лесу в полном убеждении, что он очищен морскою артиллериею – как были встречены ружейными залпами от горцев, засевших в вырытых ими, параллельно берегу, шанцах» [10: 158]. Этот солдат отмечает, что при ружейном огне убыхов «убыло из цепи несколько стрелков, и даже в рядах нашей роты двое были ранены» [10: 158]. Вместе с тем, продвигавшийся по лесу «отдельно, поротно, развернутым фронтом» батальон начал было атаку, но по проигранному сигналу вынужден был остановиться: «навагинцы», находившиеся на правом фланге и уже в тылу убыхских окопов, открыли по ним огонь картечью и гранатами из двух горных орудий. Артиллерийским огнем убыхи были выбиты из своих позиций и оттеснены после сильной перестрелки.
Вскоре по убыхам, наседавшим на батальон Тенгинского полка №2, был нанесен неожиданный удар со стороны уже занявших лес батальонов Навагинского полка. Согласно Н.Н. Раевскому, убыхи были атакованы батальоном Навагинского полка №3 под командованием подполковника Танского, который «заблаговременно двинувшись из резерва, появился на равнине из чащи леса» и «ударил в штыки во фланг неприятеля» [7: 499]. Кроме того, к этому батальону, по распоряжению Полтинина, присоединилась мушкетерская рота №3 из батальона Навагинского полка №1, которой командовал майор Германс.
Г.И. Филипсон о тех же самых действиях писал, что когда Танский и Германс услышали картечные выстрелы, то они вместе со своими частями Навагинского полка «приняли влево и из опушки леса неожиданно наткнулись на толпу горцев, не подозревавших в лесу наших войск» [9: 300].
О событиях, последовавших после неожиданного удара по убыхам со стороны батальонов Навагинского полка, Н.Н. Раевский пишет: «Черкесы приостановились, начали стрелять и подались назад. Но было поздно: обхваченные с двух сторон, они бились отчаянно в ручной свалке, отступая шаг за шагом» [7: 499]. Очевидно, что батальон Навагинского полка №3, расстроив атаку убыхов своим ударом с фланга, остался в резерве, тогда как батальон Навагинского полка №1, после некоторой перегруппировки, пошел в наступление на убыхов вместе с батальоном Тенгинского полка №2. Вместе с тем развернул наступление на долину и батальон Тенгинского полка №3.
Н.Н. Раевский отмечает, что на левом фланге убыхи, находясь в значительном числе, спускались с горы, которая разделяла реки Шахе и Субаши, и «стремились занять впадающее в море возвышение, на котором были их главные завалы и древний надгробный памятник» [7: 499-500]. По этой причине батальон Тенгинского полка №3 под командованием Ольшевского быстро занял упомянутую выше прибрежную возвышенность и, спустившись на ее уступ, сдержал продвигавшихся сюда после сильной перестрелки убыхов. Более того, с занятого этим Тенгинским батальоном уступа горы был открыт огонь из двух легких орудий по той части убыхского ополчения, которая отступала под натиском Тенгинского (с фронта) и Навагинского (справа) батальонов №2 и 1: «Поражаемые таким образом с трех сторон, – писал Раевский. – горцы, однако же, не бежали, но медленно отступали по равнине, прикрываясь двойной цепью. Новые толпы их, выходя из лесистого ущелья, уносили или заменяли своих убитых и раненных» [7: 500]. Организованный характер отступления убыхов отмечал и Филипсон: «Потеряв много убитых и раненных, они, однако же, отступали в порядке и несколько раз бросались в шашки» [9: 300].
Тем временем был высажен второй рейс десанта, после чего Сводный пехотный батальон был направлен для усиления передового прикрытия и составил его резерв, а Сводный морской батальон – для подкрепления левого прикрытия.
Поддержка Сводного пехотного батальона, по словам Раевского, позволила Тенгинскому и Навагинскому батальонам «сильнее теснить неприятеля» [7: 500]. Когда батальон Тенгинского полка №2, наступая на убыхов, приблизился к подножью горы, разделяющей реки Субаши и Шахе, Кашутин выдвинул из него две роты под командованием подполковника Лебединского, которые заняли эту гору «при жаркой перестрелке с трех сторон» [7: 500]. Вместе с тем, на занятой Тенгинскими ротами горной возвышенности еще оставалось значительное пространство, которое отделяло их от левого прикрытия. Занять это пространство было поручено Ольшевскому, который перенаправил туда оказавшийся в его распоряжении Сводный морской батальон: «Моряки – писал Н.Н. Раевский – в полном порядке взлетели на гору и штыками выбили неприятеля с выгодной позиции в лесу» [7: 500].
Н.Н. Раевский отмечает действия Путятина, командовавшего Сводным морским батальоном, который «занял позицию и держался, не отступая ни шагу», хотя при этом «был осыпаем градом пуль» [7: 500-501]. Во время перестрелки Путятин, получив ранения в руку и ногу навылет, выбыл из строя, и командование морским батальоном принял Метлин.
Батальон Навагинского полка №2 и рота сапер вслед за моряками были направлены для подкрепления Тенгинского батальона №3, командир которого перенаправил оба эти подразделения в распоряжение Метлина, и командование Сводным морским батальоном принял кап.-лет. Глазенап. «Вместе с сим подкреплением с величайшим трудом внесены на крутизну на плечах два горных единорога», – пишет Н.Н. Раевский [7: 501]. Вскоре в условиях сильной перестрелки Метлин начал устраивать засеку, для чего, как очевидно, им были задействованы как моряки, так и саперы.
Вместе с тем Тенгинский и Навагинский батальоны под командованием Кашутина и Полтинина продолжали теснить убыхов, «отступавших с необыкновенною медленностью, чтобы дать время унести своих убитых и раненых» [7: 501]. Раевский отдельно перечисляет потери офицерского состава, которые были понесены при плотном рукопашном бое с убыхами – «у нас убиты при этом: Навагинского пехотного полка подпоручик Колодка и прапорщик Бракер и Колыванского егерского полка подпоручик Павлов; ранены: Тенгинского пехотного полка прапорщик Лутковский и Оренбургского линейного №5 батальона подпоручик Овсянников» [7: 501].
После двух часов упорного сражения батальоны Кашутина и Полтинина дошли до «возвышения, замыкающего прибрежную долину» и, тем самым, «довершили занятие предназначенного пространства» [7: 502]. Вскоре, однако, убыхи, продолжая перестрелку, неожиданно атаковали прикрывавший орудия резерв, который находился у подножья горы, занятой двумя ротами Тенгинского полка: «20 артиллерийской бригады штабс-капитан Щербина, – пишет о дальнейших событиях Раевский, – допустив их на близкое расстояние, открыл огонь картечью; в это время командовавшие резервами, Тенгинского полка поручики Рыков и Можаров, смело ударили в штыки и опрокинули неприятеля» [7: 502]. При этом оба вышеупомянутых офицера получили тяжелые ранения.
После того, как убыхи были оттеснены за пределы долины и отбиты от резерва, перестрелка еще продолжалась. Во время боя два Черноморских казачьих полка, наряду с морским батальоном и саперной ротой, устраивали засеки вокруг занимаемого лагерем места. К 18 час. лагерь был разбит.
Солдат-«навагинец» Федоров о понесенных русскими потерях писал: «не знаю, сколько убыло из строя во всем отряде, но в нашей роте убито 3, истек кровью от раны шашкою – 1; ранено пулями: унтер-офицеров 2, рядовых 7; изранено шашками 7» [10: 161]. Таким образом, убыль только в одной роте Навагинского батальона составила 20 чел.
Согласно данным Н.Н. Раевского, потери сухопутного отряда составили: «убитыми 3-х обер-офицеров, раненными 4-х, убитых и умерших от ран нижних чинов 16, раненных 90» [7: 502]. Потери же среди задействованных в десанте моряков были следующими: «ранен штаб-офицер 1, обер-офицер 1, убит матрос 1, ранено нижних чинов 21» [7: 502]. Таким образом, согласно официальным данным, общие потери десантного отряда составили 137 чел.
Вместе с тем, потери убыхов были еще большими: несмотря на их самоотверженную борьбу за убитых и раненных на поле боя соплеменников, в руках русских оказалось 48 тел павших убыхов. О понесенных убыхами потерях весьма осведомленный Дж. Бэлл писал следующее: «Я вынужден был вновь сожалеть о потере нескольких исключительных умов этой части края и среди прочих где-то пятидесяти наиболее храбрых ее дворян» [8: 235].
Довольно скоро, когда бой еще не был завершен и перестрелка продолжалась, к Н.Н. Раевскому явилась убыхская депутация, просившая о выкупе тел своих павших соплеменников. Будучи последовательным сторонником установления дружеских отношений с горцами с постепенным и по возможности мирным включением их территории в состав России, Н.Н. Раевский согласился вернуть прибывшим убыхам эти тела без выкупа. Как небезосновательно отмечал сам генерал, такая мера «не есть бесполезное снисхождение» и «внушает горцам благодарность и доверие» [7: 503].
Во время дальнейшей беседы убыхи рассказали Н.Н. Раевскому о причинах, которые «заставили их с таким ожесточением защищать Шахе» [7: 503]. Главной из них было то, что при устье р. Шахе находилась древняя и священная для убыхов роща, и те дали клятву «не допустить неверных до осквернения святыни» [7: 503-504]. Кроме того, приустьевая долина р. Шахе «привольная и более других населенная, была издавна главным пунктом приморской торговли горцев» [7: 504].
Сопротивление, оказанное убыхским ополчением русскому экспедиционному корпусу при устьях рек Шахе и Субаши, действительно было весьма ожесточенным и одним из сильнейших за всю историю военной колонизации черкесского побережья. Несмотря на мощную артиллерийскую подготовку берега, а также оперативную высадку, быстрое боевое построение и значительную численность десантных войск, по всему фронту высадки имели место серьезные столкновения, потребовавшие применения артиллерии, а в случае с передовым прикрытием – еще и сопровождавшиеся плотными сабельно-штыковыми сражениями.
12 мая 1839 г. в устье р. Шахе было торжественно заложено укрепление Головинское (названное в честь ген. Е.А. Головина), которое было построено к концу июня. Это укрепление функционировало до марта 1854 г., когда в связи с Крымской войной оно было упразднено, а его гарнизон – эвакуирован.
Рис. 2. Укрепление Головинское [11: 378].
Литература:
1. Юзефович Т. Договоры России с Востоком политические и торговые. – СПб., 1869.
2. Архив Раевских. – Т.2. – СПб., 1909.
3. Центральный государственный исторический архив Грузии. Ф. 416. Оп. 2. Д. 24.
4. Лазарев М.П. Документы. – Т.2. – М., 1955.
5. Адмирал Л. М. Серебряков: Документы / Сост.: А.О. Арутюнян, В.А. Микаелян, О.С. Баликян // Вестник архивов Армении. – Ереван, 1973. – № 1 (35).
6. Архив Раевских. – Т. 3. – СПб., 1911.
7. Несколько указаний о десантах (Отрывки) // Морской сборник. – 1865. – № 2.
8. Бэлл Дж. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837-1839 годов: В двух томах. – Нальчик: «Эль-Фа», 2007.
9. Воспоминания Григория Ивановича Филипсона // Русский архив. – 1883. – № 5.
10. Федоров М.Ф. Походные записки на Кавказе с 1835 по 1842 год // Кавказский сборник. 1879. – Т. 3.
11. Военная энциклопедия: Том VIII. Гимры – Двигатели судовые. – СПб.: Тов-во И.Д. Сытина, 1912.
Вестник науки АРИГИ №15 (39) с. 59-67.
Читайте также:
20 январь 2019, Воскресенье
Самир Хотко: «Санджак-Шериф» или «Делиберти», – проблема происхождения черкесского флага
16 декабрь 2017, Суббота
РОЛЬ ВОЙСКОВЫХ ПРОТОИЕРЕЕВ В РАЗВИТИИ ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВА НА СЕВЕРО-ЗАПАДНОМ КАВКАЗЕ В КОНЦЕ XVIII - ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX вв.
06 декабрь 2017, Среда
КАВКАЗСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ ВО ФРАНЦИИ: КУЛЬТУРА, ПОЛИТИКА, СУДЬБЫ (1920-1980-е годы).