Аннотация: В статье предпринята попытка показать особенности интеграции адыгов в культурное пространство России. Показаны основные направления культурно-просветительской политики российского правительства. В этот сложный период в среде адыгов явственно проявлялось стремление к получению образования, пробуждался интерес к историческому прошлому. Немаловажным фактором являлось также осознание значения письменности, как одного из важнейших условий развития народа.
Ключевые слова: адыги, Россия, культурное пространство, адаптация, просветительство, идентичность.В новых исторических условиях, складывавшихся во второй половине XIX в., адыги на опыте познавшие разрушительную силу войны, стремились сохранить этническую идентичность. Однако реализация этих намерений затруднялась крайней ограниченностью исходных условий – уровнем грамотности. По материалам Всероссийской переписи 1897 г. показатели грамотности в северокавказском регионе оказались почти в два раза ниже, чем в Европейской России.
Парадоксально то, что на официальном уровне при реализации культурно-просветительской политики не учитывалось культурное наследие народов национальных окраин России, выражавшееся в бытовых, фольклорных и религиозных формах.
Адыги, став частью российской имперской системы, переживали масштабную и сложную трансформацию. Они отстаивали традиционный образ жизни как особый опыт общественного развития [1: 268].
Весьма емкую характеристику особенностей колониального управления на Северном Кавказе дает К. Хетагуров: «Новые властители Северного Кавказа, к сожалению, не вполне поняли правовые и бытовые особенности завоеванных племен и решили сразу применить к ним такие государственные нормы, к восприятию которых они решительно не были подготовлены предшествовавшей своей историей. На независимого, свободолюбивого, храброго и воинственного туземца решили, без всякой предварительной подготовки, наложить бремя, о котором он ранее не имел ни малейшего понятия. Это и послужило одной из главнейших причин несогласий, установившихся между победителями и побежденными» [2: 189].
Переход в новую систему отношений для черкесов был сложным и противоречивым. Несмотря на все трудности, в среде адыгов, оставшихся на исторической родине, явственно проявлялось стремление к получению образования, пробуждался интерес к историческому прошлому. Немаловажным фактором являлось также осознание значения письменности, как одного из важнейших условий развития народа.
В науке сложилось мнение, что в рамках XIX в. «восточный культурный канал» возникает лишь спорадически, «…главным образом представляя собой свободную от просветительской идеологии начальную ступень образования, единственно доступную горцам через обучение в медресе [3: 23]. Ярким представителем этого направления является Хаджи Нотауко Шеретлук.
В 20-х годах XIX в. в верховьях реки Бугур Нотауко Шеретлук открыл небольшое медресе, где учил адыгских детей Корану (на арабском языке), счёту и этикету. В 1820 г. он решил перевести на адыгский язык Коран, для чего начал составлять свою азбуку.
Иван Диомидович Попко – русский военный историк и этнограф, лично знавший Шеретлука, оставил интересное описание этого замечательного горца. Это был «старый человек, с обширной и белой, как крыло богундырского лебедя, бородой, с добрым и задумчивым взглядом и, что важнее всего, с миролюбивыми идеями…» [4].
О том, каким сложным в психологическом и ментальном планах был этот процесс работы над алфавитом, красноречиво свидетельствуют личные переживания Хаджи Нотаука: «Долго ломал я свою грешную голову над сочинением букваря для моего родного языка, лучшие звуки которого, звуки песен и преданий богатырских, льются и исчезают по глухим лесам и ущельям, не попадая в сосуд книги. Не так ли гремучие ключи наших гор, не уловленные фонтаном и водоемом, льются и исчезают в камыше и тине ваших прикубанских болот? Но я не ожидал, чтоб мой труд, приветливо улыбавшийся мне в замысле, был так тяжел и неподатлив в исполнении. Сознаюсь, что не раз я ворочался назад, пройдя большую половину пути, и искал новой дороги, трогая другие струны, и искал других ключей к дверям сокровищницы знаков и начертаний для этих неуловимых, не осязаемых ухом отзвуков от звуков. В минуты отчаянного недоумения я молился. И потом мне чудилось, что мне пособляли и подсказывали и утреннее щебетанье ласточки, и вечерний шум старого дуба у порога моей уны (хижины), и ночное фырканье коня, увозящего наездника в набег» [5].
Усилия Нотауко по созданию алфавита не увенчались успехом. Видимо, в сознании Эфенди сохранялась еще непреодолимая преграда, смысл которой состояла в том, что во сне Высшие силы запретили ему наложить «оковы на вольный язык вольного народа».
В сложных условиях интеграции в имперское социально-политическое пространство адыги пытались доступными средствами сохранить культурное наследие. На этой идее выросла целая плеяда выдающихся деятелей, посвятивших себя собиранию и публикации народных сказаний, песен, религиозных и бытовых ритуалов.
Начиная с 1910 г. составлялись рукописные книги. По данным А. А. Схаляхо, известны три рукописные книги: две из них составлены Хамидом Тлецеруком и одна – Пазадом Ачегу [6: 67]. В книгах Х. Тлецерука четко прослеживаются следы арабско-адыгских литературных связей. В этих трудах имеются также сюжеты, повествующие о проникновении в Черкесию исламских легенд, специфических религиозных образов, сказок и притчей.
О своеобразном отношении адыгов к исламу свидетельствует история, связанная с записью Уджуху Аскалом песен об адыгских царях Египта. В архиве АРИГИ хранится письмо, приложенное к тексту этих песен. В письме Уджуху осуждает отход от народных традиций, подражательность, ратует за создание произведений на родном языке [7: 70].
В ряду известных деятелей адыгской культуры эпохи просветительства, приложивших немало усилий для собирания и изучения устного народного творчества, находятся также Ю. Ахметуко и И. Ечерух.
Идеи просвещения все больше проникали в сознание адыгов. Адыги предлагали властям открывать светские школы и выражали желание содержать их на свои средства. В пореформенное время на Северном Кавказе сеть школ расширилась. С 1861 по 1867 гг. в Кубанской области появилось около ста учебных заведений. В 1866 г. в Майкопе была открыта горская школа. В это же время в Туапсе было открыто годичное училище для подготовки переводчиков-горцев. Одногодичные начальные школы-училища были открыты в 1876 г., в аулах Суворово-Черкесском и Хаштуке, а в следующем году – в а. Хакуринохабль.
Правительство прилагало немалые усилия для развития образования среди адыгов. В то же время, нельзя не заметить, что на общем активном фоне в деятельности властей прослеживаются и политические мотивы. Об этом свидетельствует циркуляр Министерства просвещения от 1867 г., где было сказано, что «…просвещать постепенно инородцев, сближать их с русским духом и с Россией – составляет задачу величайшей политической важности». Принимая меры к развитию образования на Кавказе, царское правительство в немалой степени было заинтересовано в подготовке из образованных людей проводников своей политики.
По инициативе населения в аулах стали открываться различного типа начальные школы. Так, в 1900 г. в ауле Хакуринохабль было открыто двуклассное училище с пансионатом и ремесленными отделениями.
Русская администрация в целом позитивно относилась к развитию образования среди адыгов. Тем не менее, в среде местных чиновников доминировало мнение о том, что подобные начинания могут привести «к искусственному пробуждению национального самосознания» [8: 49].
В решении проблемы образования адыгов власти демонстрировали «избирательный» подход. «Вопрос о просвещении черкесов не поднимался, – писал С. Сиюхов, – лишь дети выслужившихся черкесов попадали в русские учебные заведения отдаленных городов» [9: 104]. Однако тяга к знаниям проявлялась и среди трудящихся горцев.
Адыги осваивали новое для себя культурное пространство. В их сознании закреплялся новый идеальный образ адыга: «хорошо быть образованным, ученым человеком» [10: 273]. Но при этом хорошее образование не должно мешать оставаться черкесом в национальном и религиозном смысле.
В период интеграции адыгов в социально-политическое и культурное пространство в политике правительства наблюдались определенные колебания в решении вопросов образования. Однако, в конечном счете, русификаторская тенденция стала преобладающей. В уставе горских школ «задача ставилась – обучить учащихся русскому языку, но не было таковой по отношению к языку родному, не говоря уже об организации на нем обучения. На изучение родного языка выделялось сего 4 часа в неделю, в то время как для русского – 12» [11: 439].
В этот сложный период адыгские просветители приложили немало усилий для распространения грамотности среди соотечественников. Они отстаивали право обучения на родном языке. По их глубокому убеждению, распространение грамотности было возможно только с помощью родного языка. По мнению Кази Атажукина, «родной язык может и должен «способствовать быстрейшему распространению грамотности» [12: 438].
В это непростое время немногие образованные адыги стремились быть полезными своему народу. Свою историческую миссию они видели в том, чтобы соединить идеи просвещения с сохранением национального своеобразия культуры.
Литература:1. Шеуджен Э. Адыги (черкесы), XIX век: опыт применения историко-антропологического подхода. – Москва-Майкоп, 2015.
2. Хетагуров К. Л. Собр. соч.: в 5 т. – Т.4. – М., 1959-1961.
3. Кажарова И. А. Кабардинская поэзия XX века: актуализация идеала. – Нальчик, 2014.
4. Попко И. Д. Степень образованности. Способы к ней. Взгляд на воспитание казачки. Черкесский язык как предмет изучения. Хаджи Нотаук-Шеретлук // [Электронный ресурс]. URL: http://brinkov-stanica.narod.ru/17_kazachestvo/07_popkaChernomorKazak/10-raskaz.htm (дата обращения 6. 03. 2018 г.).
5. Попко И. Д. Указ. соч.
6. Схаляхо А. А. Идейно-художественное становление адыгской литературы. – Майкоп, 1988.
7. Там же.
8. Дякин В. С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало XX в.) // Вопросы истории. 1996. № 11-12.
9. Сефербий Сиюхов. Избранное. – Нальчик, 1997.
10. Шеуджен Э. Адыги (черкесы), XIX век: опыт применения историко-антропологического подхода. – Москва-Майкоп, 2015.
11. Мир культуры адыгов. – Майкоп, 2002.
12. Там же.
Вестник науки АРИГИ №15 (39) с. 17-20.скачать dle 11.3