Берсиров Б.М. : КАВКАЗСКИЕ ЯЗЫКИ И ИХ МЕСТО В ЕВРАЗИЙСКОМ МИРЕ
Рассматривается языковая ситуация на Кавказе. Отмечается, что наряду с установлением фонетических соответствий между родственными языками, важной методологической основой является выявление морфологических соответствий. Установлено также значительное количество параллелизмов в базовой сфере лексики северо- и южнокавказских языков.
Ключевые слова: полисинтетизм, масдар, вигезимальная модель, концептуальная картина мира, односложный состав корня.
The linguistic situation in the Caucasus is examined. It is noted that along with the establishment of phonetic correspondences between related languages, an important methodological basis is the identification of morphological matches. It is also established a significant amount of parallelism in the basic sphere of the vocabulary of the North and the South Caucasian languages.
Keywords: polysynthesis, Masdar, vigesimal model, conceptual picture of the world, monosyllabic composition root.
l.С древнейших времен путешественники, историки и географы обращали внимание на исключительное богатство и разнообразие лингвистической картины Кавказа. Древнегреческий географ Страбон, живший на рубеже новой эры, в своем описании Диоскурии, расположенной недалеко от Сухуми, писал, что там «собираются торговцы от семидесяти или, как некоторые утверждают, от трехсот различных племен...». Римский историк Плиний, спустя тридцать лет после Страбона, пишет: «Дио-скурия была так знаменита, что в нее приходило с гор до трехсот различных народов. Наши вели с ней дела при помощи ста тридцати переводчиков».
Арабский путешественник-географ Масуди, посетивший Кавказ в X веке, писал: «В этих горах насчитывают семьдесят два племени, и у каждого племени свой царь и свой язык, несходный с другими наречиями... Один Аллах сочтет различные народы, живущие в горах Кавказа. Гора Кавказ — гора языков».
Действительно, с полным правом «горой языков» можно назвать Кавказ и в настоящее время, после того как его языки вместе с их носителями пережили большую и богатую событиями историю. В наши дни на Кавказе говорят более чем на пятидесяти языках. Большинство здесь составляют языки с незначительным числом говорящих на них — обычно от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч. Некоторые из этих языков являются одноаульными (арчинский, хиналугский в Дагестане), на бацбийском языке говорит лишь половина одного села.
Во всем мире можно найти относительно немного областей, способных соперничать с Кавказом в отношении многоязычности. Не может быть сомнения в том, что возникновение такого обилия языков на Кавказе связано с условиями жизни самих народов, носителей этих языков, с их историческими судьбами.
Существует ряд теорий, объясняющих такое многоязычие на относительно небольшой территории: миграционная — в эпоху великого переселения народов, передвижение разноплеменных народов по разным направлениям через ущелья и проходы Кавказского хребта, что привело к оседанию на склонах и отрогах Кавказа остатков разных народов; взгляд на Кавказ как на прародину целой человеческой расы — так называемой кавказской, т.е. индоевропейской.
Перед языкознанием стояла трудная задача — разобраться в этой сложной картине многоязычия. С помощью генеалогической классификации языков к настоящему времени главным образом лингвистическими средствами и отчасти историческими свидетельствами выявлены группы языков, которые могут считаться автохтонными, коренными, и языки, передвинувшиеся на Кавказ сдругих территорий и относящиеся к различным лингвистическим семьям за пределами Кавказа. Естественно, что эти группы не могут считаться собственно кавказскими.
Прежде всего, это представители индоевропейской языковой семьи, представленные здесь наибольшим числом говорящих. Это славянские языки — русский и украинский; иранские — осетинский, татский, курдский, талышский; отдельно стоящие армянский и греческий. Привнесенными на Кавказ извне являются тюркские языки: азербайджанский, кумыкский, карачаево-балкарский, ногайский. Из семитских языков здесь представлен айсорский.
Что же касается остальных языков Кавказа общим числом до тридцати шести, то они признаются лингвистикой языками автохтонного населения, чья история с незапамятных времен связана с территорией Кавказа. Собственно кавказские языки составляют четыре отграниченные друг от друга генетические группировки: абхазоадыгскую, нахскую, дагестанскую и картвельскую. В специальной литературе они обычно называются иберийско-кавказскими или кавказскими. Существует и другая классификация, согласно которой эти языки подразделяются на три группировки: западно-кавказская (абхазо-адыгская), южнокавказская (картвельская) и восточнокавказская (нахско-дагестанская). Следует различать понятия «кавказские языки» как географическое и «иберийско-кавказские» как лингвистическое.
2.Родство иберийско-кавказских языков признается не всеми учеными: одни в самостоятельную группу выделяют картвельские языки, другие северокавказские языки (дагестанские, нахские и абхазо-адыгские) объединяют в другую группу. Общность между ними или отрицается, или считают недоказанной1.
В связи с этим всестороннее (генетическое, типологическое, ареальное) истолкование полной совокупности характерных структурных признаков кавказских языков представляется неотложным долгом кавказоведения. В качестве общекавказской изоглоссы нужно трактовать любое структурное явление, которое может быть признано достаточно характерным для каждой из групп рассматриваемых языков — абхазо-адыгской, нахской, дагестанской и картвельской. И, напротив, в целом не характерное для какой-либо из этих групп явление, естественно, не может претендовать на статус общекавказского.
В современной компаративистике основным критерием наличия генетической общности между сравниваемыми языками является установление между ними регулярных фонетических соответствий. Между тем этот принцип не для всех языковых типов достаточно действенен. По мнению американских дескриптивистов, грамматическая общность между языками может быть достаточным аргументом их родства. Основоположник иберийско-кавказской лингвистической школы Арн. Чикобава выдвинул теорию, согласно которой для установления родства между северокавказскими и южнокавказскими языками важной методологической основой является выявление морфологических соответствий как наименее подверженного заимствованиям аспекта языка. По мнению Э. Сепира, темпы изменения языковой модели гораздо медленнее, чем темпы изменения самих звуков. С учетом всех этих факторов кавказоведческая школа во главе с Арн. Чикобава выработала методику определения родства иберийско-кавказских языков. Выявлены такие общие явления, как наличие во всех сравниваемых языках глагольных категорий каузатива, версии, потенциали-са, динамичности и статичности, переходности и т.д. Характерны для всех этих языков полисинтетизм основы и реконструируемый односложный состав корнеслова и исходное для всех языков классное спряжение. Синтаксис всех сравниваемых языков характеризуется наличием эргативной конструкции предложения. Установлено значительное количество параллелизмов в базовой сфере лексики северокавказских и южнокавказских языков. В области именной лексики рассматриваемых языков обращает на себя внимание функционирование особого лексико-грамматического разряда слов — отглагольного имени действия или состояния, известного в специальной литературе под термином «масдар».
Словообразовательной общностью всех иберийско-кавказских языков следует считать так называемую вигезимальную модель деривации числительных, обозначающих десятки. Это значит, что лексема, передающая понятие двадцати ложится в основу построения числительных (30=20+10, 40=20+20, 60=3x20 и т.д.)2.
В специальной литературе отмечается наличие в рассматриваемых языках большого количества «идеосемантических» параллелизмов, отражающих концептуальную картину мира. Таковы, например: а) однотипное во всех кавказских языках образование разделительных числительных (абх. пщба-пщба «по четыре», груз. хъут-хъути, адыг. тфырытф, авар. шу-шу «по пять»); б) разграничение парных синонимических прилагательных семантики «толстый» и «тонкий», соотносимых с предметами плоской формы, с одной стороны, и с предметами округлой формы, с другой; в) совмещение в единой глагольной лексеме значений «тонуть» (об одушевленных референтах) и «душить» и противопоставленный ей особый глагол с семантикой «тонуть» (о неодушевленных предметах): етхьалэ «душит» // «тонет», но ч1эбы «тонет» (например, дерево); г) противопоставление лексем «расти» (о растениях) и «расти» (о людях и животных), например, уцыр къэк1ы «трава растет», сабыим хэхъо «ребенок растет»; д) обычное описательное обозначение радуги; ж) почти все кавказские языки имеют особое слово для обозначения даровой коллективной взаимопомощи; з) характерное для всех рассматриваемых языков обозначение животного с белым пятном на лбу.
Обращает на себя внимание огромное количество общекавказских фразеологических параллелизмов, изобилие устойчивых словосочетаний с опорными лексическими компонентами, обозначающими такие части человеческого тела, как сердце, глаз, руку, душу, рот, лицо, нос и др. Нетрудно заметить, что перечисленные выше общекавказские общности, число которых гораздо больше, продиктованы экстралингвистическим фактором — исторически бытовавшими взглядами общества на сущность процессов, отображенных в идиомах. Так, например, для кавказского мышления сердце представляется центром мыслительных процессов, источником чувств, определителем темперамента и характера. Поэтому для них слово «сердце» является смысловым центром огромного множества словосочетаний и фразеологизмов, число которых в отдельных языках доходит до трехсот и более3.
Наконец, общекавказской изоглоссой признается учеными (Г. Деетерс и др.) продуктивность схождений звукосимволической и звукоподражательной лексики. Сюда входят лексемы, обозначающие номенклатуру родства, названия простейших видов еды, отдельных частей тела. Все эти значения чаще всего передаются с помощью редуплицированных звукокомплексов.
Не исключена возможность генетического объяснения многих из этих изоглосс как исконного наследия единой языковой традиции прошлого.
Вместе с тем за всеми рассматриваемыми структурными общностями лексики всех групп иберийско-кавказских языков стоит зачастую различный материал: разнообразие масдарной и каузативной деривации, различие субстанции супплетивных и дуплетных основ и т.д. Для признания их генетической обусловленности необходимы межгрупповые фонетические корреспонденции. Однако, как было сказано выше, установление регулярных звуковых соответствий между четырьмя группами кавказских языков задача исключительно сложная и кажется неразрешимой при современном уровне исследовательской практики. На наш взгляд, процедура эта усложняется из-за односложного состава корневой морфемы, реконструируемого для всех иберийско-кавказских языков. В науке прочно утвердилось положение, согласно которому структура корневой морфемы остается неизменной в течение столетий, а то и тысячелетий4. В индоевропейских языках звуковая оболочка корня состоит из трех и более элементов, в то время как в иберийско-кавказских языках корень исторически и на современном этапе строится на основе одного согласного, сопровождаемого гласным звуком (СГ). К примеру, в адыгских языках выявлено свыше тысячи односложных корневых морфем, из которых около шестисот единиц являются глагольными. Усложнение корня, состоящего из двух и более слогов, в специальной литературе рассматривается как результат срастания с корнем классных показателей и различных детерминантов. Одной из основных причин, способствовавших ускорению процессов дивергенции языков, является горный ландшафт Кавказа, значительная пересеченность местностей проживания народов-носителей этих языков. Другая причина кроется в простоте звукового состава корня: неоднократное изменение корневого согласного, происходившего в оторванных друг от друга языках по указанной выше причине, приводило к таким расхождениям, которые затемняют до неузнаваемости исходное для всех языков историческое состояние5.
3.Кавказский языковой материал стимулировал выдвижение целой совокупности идей, сыгравших заметную роль в формировании современной общелингвистической проблематики.
Так, поворотным моментом в лингвистической науке стало выдвижение П.К. Усла-ром на материале кавказских языков принципов, лежащих в основе современной фонологической теории. Он же сформулировал первую в истории концепцию эргативного строя, известную как теория пассивности эргативной конструкции предложения.
Н.Ф. Яковлев в ходе анализа фонологического инвентаря абхазско-адыгских языков пришел к созданию своей известной математической формулы построения алфавита.
Труды И.И. Мещанинова и А.С. Чикобава послужили основной эмпирической базой, продвинувших как синхронный, так и диахронический аспекты общей теории эргативности.
Стимулом к созданию универсальной теории падежа послужило исключительное богатство падежной парадигмы нахско-дагестанских языков.
А.Г. Кейперс в качестве подтверждения предлагавшихся реконструкций раннего индоевропейского состояния использовал комплекс особенностей фонологической и грамматической структур абхазо-адыгских и картвельских языков.
К многочисленным свидетельствам о лингвистической и лингвокультурологической значимости кавказских языков следует добавить еще ряд примеров.
Так, дальнейший прогресс в изучении проблемы ареальных связей кавказских языков прольет дополнительный свет и на вопросы культурной истории древней переднеазиатской цивилизации. В разное время многими учеными (Н. Марр, Р. Ла-фон, Ж. Дюмезиль, Я. Браун, К. Пари, Ю. Месарош и др.) высказывалось мнение о возможных типологических и генетических связях северокавказских языков с мертвыми письменными языками Передней Азии (шумерским, хатским, хуррит-ским, эламским), Средиземноморья (критским, минойским, этрусским), а также современным баскским языком на Пиренейском полуострове. Установлены регулярные фонетические соответствия, параллели в области словообразования, именной и глагольной морфологии между хуррито-урартскими языками и реконструированным восточно-северокавказским (И.М. Дьяконов, С.А. Старостин). Представлены также конкретные языковые соответствия между ближневосточным древнеписьменным хаттским и абхазо-адыгскими языками (Вяч.Вс. Иванов, Ян Браун и др.). Для дешифровки крито-минойских надписей (III-II тыс. до н.э.) перспективным представляется привлечение материала переднеазиатских и северокавказских языков, характерной чертой которых является односложный состав корня, полисинтетизм (А.А. Молчанов, Л.А. Гиндин). Выдвинута гипотеза о связи шумерского языка либо с эламским, либо с северокавказскими языками (Г.Ц. Флеминг).
В литературе накоплен значительный материал о лингвистическом наследии индоевропейских, тюркских, угро-финских языков Евразии в автохтонных языках Кавказа.
Г.В. Рогава высказано мнение, согласно которому исключительное богатство звуковой системы абхазо-адыгских языков может быть объяснено глубоким проникновением в их структуру языков с более простой звуковой системой.
Литература
1.Климов ГА. Кавказские языки. «Наука» М., 1995- — 112 с.
2.Эдельман Д.И. К генезису вигезимальной системы числительных . — В.Я., 1975- — №5.
3.Климов ГА. Введение в Кавказское языкознание. М., 1986. — 208 с.
4.Степанов Ю.С. Основы языкознания. М., 1966. — 270 с.
5.Чикобава А.С. Древнейшая структура именных основ в картвельских языках. — Тбилиси, 1942. (На груз.яз.)
