Решаем вместе
Знаете, какая помощь от государства необходима, чтобы реализовать свой потенциал на максимум?
Телефоны приемной:
» » » Аслан Шаззо: О праве на материнство у черкесов, – по нартскому сказанию об Адыиф

Аслан Шаззо: О праве на материнство у черкесов, – по нартскому сказанию об Адыиф

21 январь 2019, Понедельник
1 467
0
Аннотация: Сказание об Адиюх (Адыиф) рассматривается автором статьи в ее полном объеме, сохраненном в основном в бесленейских текстах. Данный подход дает возможность выявления новых сторон в трактовке образа героини. По мнению автора статьи, скрытой причиной конфликта героини и ее первого мужа являлось то, что она не могла в этом браке реализовать свое природное право стать матерью. 

Ключевые слова: семитомник «Нартхэр» («Нарты»), сказание, бесленейский, западно-черкесские тексты, замужество Адиюх (Адыиф), Культыбгу, Псэбыд (Псэпыт), великаны, чинты, испы, свечение руки, курган, Саусырыко, мать, сын.


Аслан Шаззо: О праве на материнство у черкесов, – по нартскому сказанию об Адыиф





























В семитомник «Нартхэр» («Нарты»), составителем которого является выдающийся адыгский фольклорист Аскер Гадагатль, вошло несколько текстов и диалектных вариантов текстов сказания об Адыиф – Адиюх [1: Т. V. 141-164]. В основном они прозаические, от первоначального эпического текста остались лишь небольшие фрагменты.

Данные поэтические отрывки свидетельствуют о том, что сказание прошло, как минимум, два этапа существования – поэтический и прозаический. Однако, возможно, был и третий, скажем так, литературный. На это указывает вариант сказания, озаглавленный «Сосрыкъуэ Iадииху зэрыхуэзар» («Как Саусырыко встретился с Адыиф») [1: Т. V. 156-163]. Он в сравнении с остальными выглядит так, будто в более позднее время был подвергнут дополнительной обработке.

Само сказание об Адыиф на русском языке давно опубликовано в Адыгее. В основу этого варианта взяты западно-черкесские тексты – хатукайский, егерухайский, темиргоевский, бжедугский, в которых, образ Адыиф несколько идеализирован, в нем не полно дается характеристика ее мужа, умалчивается и о втором замужестве героини.

Его фабула такова: Светлорукая Адыиф жила в замке, отделенном бурной рекой от остальной обитаемой территории, ее муж часто возвращался домой ночью с табуном лошадей, и она всегда, встречая его, освещала рукой мост через реку. А когда однажды она не сделала этого, он погиб в бушующих водах.

В семитомнике же «Нарты» варианты сказания даны в основном на бесленейском диалекте. Это говорит о том, что сказание было создано в ареале проживания данного субэтноса, а также о том, что наиболее близкими к оригиналу являются именно они. Там же, то есть в нынешней Карачаево-Черкесии находятся и развалины замка, который предположительно принадлежал Адыиф и ее мужу.

Поэтому в своем анализе мы будем ориентироваться на этот вариант сказания». Во-первых, этот вариант наиболее объемен и полон, во-вторых, в нем сохранены архаические моменты, которые сами по себе представляют особый интерес.

И еще одно существенное замечание к сказанию, к типу героини в нем и к причине выбора его для анализа. Дело в том, что Адыиф – не совсем обычный персонаж эпоса «Нарты». В нем существуют и другие женские образы – героические, в частности, богатырок, которые значительно более характерны для подобных фольклорных произведений. Адыиф же слишком «домашняя». Но именно в ее образе лучше отражено то, что нас интересует – женское начало.

Имя первого мужа Адыиф в текстах сказания варьирует. Чаще всего это Культыбгу, реже Псэбыд (Псэпыт), иногда Кортэху. В бесленейских текстах, а что еще важней в сохранившемся поэтическом фрагменте фигурирует имя Культыбгу. А это указывает на то, что именно оно было использовано в первоначальном варианте сказания.

В тексте «Сосрыкъуэ Iадииху зэрыхуэзар» предложена разверстка главного символа произведения – способности Адыиф перебрасывать через ущелье полотняный мост и освещать мужу дорогу домой. Отказавшись от помощи супруги и запретив ее, Псэбыд обнаруживает, что его конь, который раньше не требовал понукания, не идет и под плетью. Даже бурка, надежно защищавшая его от жары и стужи, не спасает от дождя и ветра. 

Преодолевая в поисках добычи невероятные трудности, он добирается до страны великанов, но там замысел ему воплотить не удается. То же с ним происходит в стране враждебных нартам чинтов. Осуществить задуманное он смог лишь у испов (карликов), соседнего и дружественного народа, который, тем не менее, не дает спуску обидчикам. Собственно, нарт и гибнет, преследуемый испами и не спасенный Адыиф. 

Скорей всего, в первоначальной версии сказания все эти подробности отсутствовали, они являются более поздним наслоением. Слушателю было и без того понятно, что у воина критических моментов, когда победа близка, но и гибель совсем рядом всегда достаточно. Знали они и о том, что нарт может рассчитывать как на свое мужество и выучку, так и на невоенное снаряжение, приготовленное женой перед походом, на свет в ее окошке, которые тоже часто оказываются решающими.

Однако в последний свой поход Культыбгу отправился только потому, что поссорился с женой. Вечером он начал бахвалиться перед ней: мол, нет среди нартов такого удачливого добытчика, как он. Она возразила, что ему не следовало бы забывать о той, кто выбрасывает перед ним из замка полотняный мост и освещает его. Он, вспылив, снарядился в новый поход, а перед уходом заявил: если она снова встретит его светом своей руки, он непременно отрубит ее.

«Псэпыт не захотел поделиться славой со своей женой, отказался от ее помощи. В этом споре Псэпыт терпит поражение не потому, что он недостаточно силен и храбр, а потому, что, в сущности, не прав: его погубили заносчивость эгоизм и нетерпимость». Примерно так трактуется суть конфликта между Адыиф и ее мужем в адыгской фольклористике и литературоведении [2: 26]

Однако чем занимался Культыбгу-Псэпыд-Кортэху? Разве он настоящий воин? Нет, он совершал набеги, что не одно и то же. А если это так, то имела ли для него слава первостепенное значение? Не может ли быть такого, что он, наряду с ней, остро нуждался в чем-то другом?

В связи со сказанным встает новая серия вопросов: в чем истинная причина ссоры супругов? Почему Культыбгу взялся доказывать жене свою мужественность с помощью бахвальства? Неужели тихим вечером в замке, в котором, кроме них, не бывает ни души, он не мог применить другой, гораздо более простой способ, данный мужчине природой, чтобы доказать свою состоятельность? В том-то и дело, что не мог, не в состоянии был им воспользоваться. И это становится ясно из второй части сказания об Адыиф.

И, очевидно, именно данный физический недостаток нарта вынуждал его не сидеть сложа руки даже в мирное время. Он должен был ежедневно, ежечасно доказывать свой мужской статус хотя бы такими «подвигами». Поэтому он тут же и взорвался, услышав, в общем-то, безобидное, а главное, справедливое замечание жены.

По текстам сказания, бытовавшим среди западных черкесов, также можно догадаться, что муж Адыиф занимается не совсем достойным делом. Поэтому в них, с одной стороны, образ Адыиф, как идеальной жены, выписан достаточно основательно, с другой, сохранена изначальная ущербность ее образа. Вроде бы она протестует, но, получается, чтобы показать, какой вклад вносит в его дело.

Набеги на сопредельные территории никогда не могли расцениваться людьми как подлинная добродетель. Тем более таким мастеровитым народом, как нарты, который к тому же жил на благодатной земле, а значит, в достатке. Знали нарты, по-видимому, толк и в выведении высококлассных пород лошадей, буйволов, коров и т.д., которые пользовались высоким спросом у соседей. Поэтому они в большинстве случаев не крали чужие, а возвращали свои табуны лошадей, угнанные у них ранее.

Другими словами, для нартов, а также для адыгов – на протяжении всего существования сказания об Адыиф ее муж Культыбгу, несмотря на его славное имя (Псэпыт – в переводе сильный духом, жизнестойкий), второе по популярности, был, скорее, отрицательным героем. И сочувствие слушателя полностью принадлежало героине. 

Вместе с тем, несмотря на свой физический недостаток, несмотря на то, что в замке, в котором жили супруги, не было, кроме них, никого – то есть, в случае необходимости Адыиф ни к кому не могла обратиться за помощью, несмотря на то, что Культыбгу «профессионально» занимается не совсем достойным делом, он не стал семейным деспотом. 

Адыиф, конечно, и до замужества знала о своих будущих семейных обязанностях, поэтому безропотно одна вела огромное хозяйство. На его размер указывает, например, то, что Культыбгу только в свою последнюю ночь пригнал «сто лошадей пестрой масти, восемьсот – белогривых». Цифра, понятно, сказочно гипертрофирована, но уход и за десятком лошадей требует большого труда. Также исключительно по своей инициативе Адыиф, встречая мужа после похода, набрасывала между утесами полотняный мост и освещала его своей рукой, при том, что существовал мост деревянный, пусть, и старый. 

То есть с соблюдением прав Адыиф, происходи это в до античную, античную, средневековую эпохи и даже в нынешнее время – с формальной точки зрения, кажется, было все в порядке. Другое дело негласное право на интим, а шире – природное право на материнство. 

О физическом недостатке Культыбгу во второй части сказания, которая отсутствует почти во всех текстах, сохраненных западными черкесами, говорится недвусмысленно. Имеется он и в варианте сказания «Сосрыкъуэ Iадииху зэрыхуэзар».

Спустя год после похорон Культыбгу, нарты над его могилой соорудили курган. Адыиф в тот день, уже оставшись одна, продолжала оплакивать мужа, когда на другом берегу реки Малый Инджидж появился Саусырыко. Женщина ему сразу приглянулась. Он перешел вброд реку и предложил ей укрыться от моросящего дождя под своей буркой. Она долго отказывалась, а когда все же согласилась, он неожиданно овладел ею.

– Что ты сделал? – спросила Адыиф, придя в себя. – Со мной такого еще никогда не было. 

– Мы сделали то, что бывает между мужчиной и женщиной, то, ради чего они живут вместе, – ответил нарт. – Но как ты при живом муже до сих пор оставалась девственницей? 

– Когда во мне возникало неведомое желание, он советовал сечь себя стеблем дурнишника? (дурнишник – колючее растение), – сказала она. 

– Он лишал тебя многого! (перевод наш – А. Ш.)

То, что заочным соперником Культыбгу в праве на супружество с Адыиф становится нарт по имени Саусырыко, наверное, не является случайностью. Это, конечно, не тот легендарный Саусырыко, сын Сэтэнай-гуаще, который принес людям огонь. Саусырыко из сказания «Адыиф» – проекция с первого, его подобие, символ, который понятен слушателям и любим ими. Но он «простой» нарт.

Параллель просматривается не между ним и Культыбгу, а тем – легендарным Саусырыко. Если сын Сэтэнай-гуаще имел железное тело, то и тело первого мужа Адыиф было не вполне обычным. Так, Адыиф была поражена уже тем, что современный ей Саусырыко, свободно перешел реку вброд. Культыбгу себе такого никогда позволял. Да и погиб он в реке, по-видимому, вполне закономерно. 

Если помнить о том, что тема чудесного присутствует в образе Адыиф: свечения руки (иногда, правда, лишь рукава), превращения ею ночи в день и тому подобное, то можно предположить, что Культыбгу также состоял не только из плоти, но и каких-то механизмов, не терпящих влаги.

Впрочем, техническая составляющая нартского эпоса требует отдельного исследования. Мы же остановимся на том, что, если Саусырыко – будущий муж Адыиф как положительный герой был неуязвим благодаря данному своему свойству, то Культыбгу – герой, скорее, отрицательный погиб как раз из-за того, что являлся чем-то похожим на робота. Вместе с тем то, что Адыиф и Культыбгу, возможно, были не совсем людьми, никак не сказывалось на сути конфликта: они, тем не менее, проявляли способность на сильные эмоции и строили свои семейные взаимоотношения как соседствующие с ними «простые» нарты.

Другой аспект проблемы, как представляется нартам, а значит, и адыгам настоящий мужчина и соответствует ли Культыбгу их общепринятому стандарту? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к одному из повторяющихся сюжетов нартского эпоса. Речь идет о том, как, по мнению нартов, юноша превращается в мужчину. Рассмотрим это на примере становления Чэчаныко Чэчана (Чэчана, сына Чэчана) [1].

Чэчан, воспитывавшийся в подвале, то есть в отрыве от внешнего мира, став отроком, все еще не знал, что произошло с его отцом. Когда он первый раз ушел со двора поиграть с ровесниками и одолел одного из партнеров, считавшегося до этого непобедимым, раздосадованный парень язвительно бросил ему: «Если ты такой сильный, то почему не разыщешь своего отца».

Чэчан, вернувшись домой, попросил мать, сварить ему овсяную кашу. Затем он настоял на том, чтобы она, кормившая его, как будущего мужчину, отдельно, разделила с ним трапезу. А когда она, уступив требованию сына, потянулась за кашей, он прижег ей руку и таким образом заставил рассказать все, что она знает о пропавшем отце. Мать, указав примерное направление поиска, передала сыну доспехи и коня отца, и он отправился в путь.

То, что этот сюжет используется в «биографиях» других нартов, говорит о том, насколько серьезно относились творцы эпоса к данному моменту. Именно мать, считали они, несмотря на то, что она часто не готова к этому болезненному акту, должна сказать сыну: «Вот ты уже и стал мужчиной». Ни жена, ни, тем более, случайная подруга.

Так, очевидно, и должно быть, – героический эпос на то и создавался, чтобы мерить мужской характер по его способности на совершение подвига. Но есть, как выясняется, другая, не менее важная грань, которая собственно и отражена в сказание о Светлорукой Адыиф. Любого героя, как гласит адыгская поговорка, когда-то завязывали в колыбель. И нельзя недооценивать этого. А значит, женщина не может быть лишена права стать матерью, не может быть лишена права сказать своему повзрослевшему сыну: «Вот ты уже и стал мужчиной».

Литература:

1. Нартхэр. Адыгэ эпос. Текст угъоигъэ томибл // Нарты. Адыгский эпос. Собрание сочинений в семи томах. – Мыекуапэ, 2017. Т. V – Н. 141-163, Т. III – Н. 245-282.
2. Схаляхо Дарико. Историко-типологический анализ женских образов в фольклоре и литературе. – Майкоп, 2001. – С. 26.

Вестник науки АРИГИ №14 (38) с. 61-65.скачать dle 11.3
Наш коллектив
Партнеры