ЗАСЛУЖИВАЮЩЕЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПООЩРЕНИЯ СОВРЕМЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО АДЫГСКИХ ПРОЗАИКОВ

Данная статья анализирует произведения двух адыгских писателей, выдвигаемые в текущем (2013) году на Госпремию РА в области литературы — Ю.Г. Чуяко «Кинжал танцора» и С.И.Панеша «Хым ишъхьал мэхьаджэ, е Неущ к1асэ хъущт» («Завтра будет поздно») путем рассмотрения композиционных, сюжетных и социально-значимых особенностей выдвигаемых произведений.

Ключевые слова: Юнус Чуяко, Сафер Панеш, адыг, повесть, война, переселение, затопление.

This article examines the works of two Circassian writers nominated for the RA National Award for Literature in 2013— Yu.Chuyako «Dancer’s Dagger» and S.Panesh («Tomorrow it'll bee too late») by considering the composite, and the story of socially significant features of the nominated works.

Keywords: Yunus Chuyako, Safer Panesh, Adyghe, novel, war, migration, flooding

Поводом для данной публикации стало выдвижение в текущем (2013 г.) произведений двух наших действующих адыгских (черкесских) авторов Юнуса Гаруновича Чуяко и Сафера Ильясовича Панеша на государственную премию по литературе Республики Адыгея. И потому, в традициях равнозначного уважения, позволим себе поговорить немного об этих, заслуживших внимания государственной комиссии, произведениях, уже не первый год знакомых нам и почитаемых нами.

Литература не могла бы называться литературой, если бы не имела возможности и права вобрать в себя, переработать, воплотить социально-исторический и нравственный опыт такого грандиозного события в истории человечества, каким была Великая Отечественная война. Чем дальше мы отходим от времен войны, тем отчетливее представляется всемирно-историческое значение победы нашего многонационального народа над германским фашизмом. И именно события этого периода тесно переплелись с действительностью в виртуальной реальности воспоминаний главного героя повести Ю.Г.Чуяко «Кинжал танцора» (1985), вошедшей в выдвинутый на госпремию одноименный сборник (вкл. повести «Последний лай старого выжлеца», «Кинжал танцора» и роман «Чужая боль»). К сожалению, названная повесть писателя в момент выхода практически осталась без внимания национальной критики. В качестве позитивного исключения можно назвать Руслана Мамия, который в своей монографии «Вровень с веком» (Майкоп, 2001) рассматривает ее художественные особенности. В данном случае лиризм изложения является конкретной составляющей авторского замысла, но это не слишком отвечает требованиям композиции произведения. И потому по мысли автора данное повествование строится по законам эпической композиции, однако здесь в полной мере присутствуют элементы лирического изложения. Как и принято в традиционно лирическом изложении, повествование в произведении ведется от первого лица — от лица главного героя. Лиризм изложения отмечает и Руслан Мамий: «Повесть привлекает внимание не масштабами эпического повествования. Локальные жизненные ситуации, показанные в повести, глубоко лиричны. Психологически противоречивые характеры протянуты через вполне определенные конкретные события, через острую сюжетную занимательность»1. Достоверность — не столько в широте охвата, сколько в глубине философской мысли писателя.

Форма изложения, избранная автором, позволяет читателю проникнуть вглубь воспоминаний и связанных с ними мироощущений научного сотрудника музея Касима, который становится очевидцем значимого события в жизни их семьи. Старый аульский дом, переживший многое и многих, подлежит сносу, и Касим, помня о том, что чердак этого дома бережет немало семейных реликвий, едет на место событий. Говоря о содержимом чердака автор прибегает к описанию мельчайших подробностей и, разумно предполагая возможное сравнение с Плюшкиным, замечает, что там нет никакого хлама, все дорогое. В целом, вопрос о роли материального имущества в жизни человека время от времени подробно осмысливается в рассуждениях ведущего повествование героя, а, значит, и самого автора, что позволяет читателю познакомиться с жизненными принципами самого писателя по данной проблеме.

Одни из самых ценных для рассказчика предметов — это серебряный пояс и кинжал танцора — дяди Касима Шабана Кайматукова, убитого пришедшими в аул фашистами, которым не угодила зажигательная смелость и яркая лихость парня, отчаянно сплясавшего на свадьбе у сына одного из немецких приспешников. Эта удалая насмешка задела и испугала фашиста, открывшего стрельбу по пляшущему парню, что однако, как известно по фактам истории, не усмирило миллионы других храбрецов. Такая безрассудная отчаянность, одержимость поражает сегодня разумного читателя. Но так было, и это не просто строка, которую из песни не выкинешь, — это неотъемлемая грань времени с его особыми социальными и нравственными императивами и, возможно, деталь несдержанного, сверх-эмоционального адыгского менталитета. Прошлое — категория нравственно-философская, социально-историческая. Это не просто минувшее, а то, что на правах живого входит в сегодняшний и завтрашний день. Сохранение традиции, питавшейся идеями патриотизма и самоотверженности, ратного и трудового подвига, — залог силы и бессмертия народа. Именно символом того подвига выступает в повести кинжал и связанная с ним память, которой так дорожит герой повести.

И вот, помня о том, что серебряный пояс и кинжал дяди Шабана лежат на чердаке подлежащего сносу дома, Касим отпрашивается на работе и отправляется в аул. Но, если директор музея Индар понимает, куда торопится сотрудник, то дома Касим не может объяснить супруге своих мотивов, и та упрекает его в том, что ему старый кинжал дороже жены. Но, к счастью, сын Мурик составляет отцу компанию. Вообще любовь мальчика к аульскому дому, к старой бабушке и всему, связанному с ней подробно описывается в повести и обобщаясь, обозначается одним образным поэтическим понятием «магнит», не однажды применяемому автором в процессе изображения ощущений мальчика.

Во дворе старого дома, детализированно описывая состояние Касима в момент сноса, автор располагает вокруг сносимой квадратуры широкий диапазон собеседников — друзей, родственников, соседей, в кругу которых происходит длительное и эмоциональное обсуждение современной им действительности. Порой это есть споры о нравственных ценностях и о материальном достатке, благодаря чему в ходе длящегося на протяжении всей повести диспута во дворе старого дома сбывается своеобразное распределение моральных приоритетов в современном герою обществе. Однако собеседники Касима не гнушаются в своих суждениях о действительности опираться на историю, часто обращаясь как к эпизодам военной поры, так и к другим фактам истории адыгских аулов. Между героями складываются особые отношения, когда пережитое прошлое, прошлое героев соотносится с их сегодняшними мыслями, чувствами, настроениями; в то же время они становятся участниками исторического в рамках аула события — сноса старого дома. Отмечаемую особенность данного эпизода подчеркивает в своей монографии и Руслан Мамий: «И в этом разговоре до предела обнажен мир героев. Повесть не о войне. Собравшиеся во дворе ведут разговор о чем угодно — о делах в колхозе, о ферме, о покупках. Но в их словах, в их раздумьях трудно отличить прошлое от сегодняшнего. И это прошлое чаще всего связано с войной»2.

Действительно, эта полная глубокого драматизма повесть Юнуса Чуяко опровергает существующий тезис о том, что искренние произведения о войне могут писать лишь ее участники. Автор, представитель более молодого поколения писателей, жил и взрослел среди людей, для которых недавняя война была главным событием их биографии. И потому, хотя и косвенно, но война коснулась судьбы Ю.Г.Чуяко. Ракурс художественного изображения того времени оказывается у него таким, что отсутствие личного фронтового опыта может компенсироваться его последующими жизненными впечатлениями и творческим воображением, что и происходит в повести «Кинжал танцора», в которой достигается покоряющая психологическая глубина и достоверность деталей. Как говорит, оценивая подобное художественное явление отечественный критик Г.И.Ломидзе, «Это не улучшение истории, не привнесение опыта современности в опыт прошлого. Это новое открытие существовавшего, возвращение нами же сотворенного и выстраданного подвига. Возвращение без ограничений, без усекновения правды истории»3.

Рано или поздно в постсоветском обществе и у нашего адыгского писателя появляется реальная возможность говорить об острых общественных проблемах открыто, не опасаясь выносить на суд читателя существующие факты и суждения. Социальные последствия «свежего ветра перемен», струи которого повеяли в конце 8о-х — начале 90-х гг. ХХ в., выразились в возможности опубликования в 1998 г. повести на адыгском языке Сафера Панеша «Хым ишъхьал мэхьаджэ, е неущ к1асэ хъущт» («Мельница моря перемалывает, или завтра будет поздно»), написанной еще в 1989 г. Практически девять лет повесть ждала своего выхода, и он стал возможен лишь в 1998 г, тогда, когда социальная и духовная перестройка постсоветского общества приобрела характер необратимого процесса.

Факты, на основе объективного отображения которых С.И.Панеш выстроил фундамент своего произведения, вызывают ужас и содрогание и, как не единожды в повести говорит сам автор, при знакомстве с ними «волосы встают дыбом». Человеческий разум отказывается верить в возможность принятия подобных решений, последствия которых отразились на здоровье и, фактически, возможности физической жизни нескольких поколений. И все-таки эти решения были приняты и безжалостно претворены в жизнь, а их инициаторы и руководители получили не одну высокую награду от партии и правительства практически за успешное убийство экологии региона. Причем при всей ее актуальности повесть «Мельница моря перемалывает, или завтра будет поздно» позволяет проследить и выявить собственный стиль С.И.Панеша: эпически спокойно, невозмутимо и бесстрастно повествует он о трагическом, об исключительных, порой почти невероятных ситуациях.

И снова речь идет о строительстве печально известного Краснодарского водохранилища, сооружение которого вторглось в гео- и в биосферу региона, нарушило гармонию его стройности и привело к необратимым последствиям. Как говорит об этом проф. Р.Г.Мамий, «Объектом художественного исследования здесь стали помпезный акт пуска Краснодарского водохранилища, последовавшие за этим события — борьба за миллион тонн кубанского риса, развернувшееся строительство рисовых чеков и других оросительных систем, безудержная химизация и гербицидизация земель и посевов»4. Да, этот пресловутый «миллион тонн кубанского риса» (формулировка из партийных программ того времени) и гонка за ним, точнее, за наградами, которые сулило выполнение этой задачи, — любой ценой, пусть ценой отравления гербицидами и химикатами целых аулов. Все эти и многие другие последствия очередного, основанного на амбициях, грандиозного проекта советского правительства безжалостно, но справедливо обнажает в своей повести С.И.Панеш.

Повесть «Мельница моря перемалывает, или завтра будет поздно» нельзя назвать художественным произведением «в чистом виде», с положенными ему причудами и фантазиями. Это — повествование художественно-документальное. Более того, практически половину авторского повествования занимают так называемые «голые» факты — выдержки из официальных справок, газетных статей, заключений специалистов. Однако за этими фактами стоят реальные люди и реальные судьбы: жены, чьи мужья медленно умирают от онкологических заболеваний; матери, хоронящие молодых и полных сил сыновей, чьей роковой ошибкой оказалась работа на чеках, работа, которой они отдавали всё, как показало время, в том числе и свои жизни; женщины, которые произвели на свет мертвых младенцев — обо всем этом нельзя читать без содрогания.

С.И. Панеш, работавший в свое время агрономом в совхозе, заведовавший позже отделом сельского хозяйства областной газеты исам потерявший родной аул в этой трагедии, изнутри знал о трагических последствиях затопления для экопространства региона. И поэтому, а также благодаря своему писательскому дарованию, С.И.Панеш оказался способен в мельчайших подробностях воспроизвести не только ярко — художественные, но даже и досконально — технические тонкости процесса выращивания риса на чеках водохранилища, что он и делает на страницах повести.Документальность повествования усугубляется еще и тем, что автор, как бы не желая скрывать лица настоящих виновников этой трагедии и отказывая им в праве на анонимность, называет имена реально существовавших руководителей краевой партийной и государственной элиты. Благодаря этому в повести встают зловещие фигуры Медунова, Берзегова, а также более психологизированный и художественно выписанный образ Мугдина Тлеучикова, который и становится основным действующим персонажем, а его корыстные и амбициозные стремления и размышления являются читательскому взору со всей их обнаженностью и во всей их прозрачности.

Образ одного из партийных руководителей края Сергея Федоровича Медунова в повести художественно оформлен, этот исторический персонаж выписан автором как живой, думающий и даже где-то сомневающийся человек, однако эти сомнения и страхи не делают его по-человечески более привлекательным и понятным для читателя. Не происходит этого потому, что этот персонаж негативно отличают жажда славы, желание войти в историю любым путем, стремление править единолично — налицо неоспоримые признаки мании величия (признаки, активно просматриваемые нашим современником и сегодня в лицах, приходящих к власти). Все мысли и деяния этого человека направлены на получение новых медалей; ни на минуту он не задумывается над тем, что же станет с людьми, которые останутся фактически без малой родины, когда все, что им дорого, будет погребено под толщей воды.

Мнение другой, гораздо более многочисленной группы населения, пострадавшей от партийной гонки за наградами, еще в начале повести выражает в своем монологе старик Зекошыу, отец Мугдина, который отказывается отдавать земли своих отцов и дедов в обмен на обещанный «рай» в наспех скроенном городе. Но, к сожалению, его точка зрения никого не интересует, как не интересуют никого и суждения еще многих тысяч людей, вынужденных тогда вслепую переселиться в город Адыгейск. Мугдин понимает и даже признает правоту отца, но предпринимать что-либо не собирается, ему гораздо важнее будущие награды, чем «такая мелочь», как душевное состояние собственного отца и многих других его земляков. Отец явственно видит двойственность и лицемерие в личности и поступках сына, но в оправдание приписывает их возникновение порочной морали правящей партии, — морали, ущербность которой он не только точно подмечает, но и достаточно емко формулирует: «На сердце одно, на устах другое — вот к чему вас приучили коммунисты»5.

Лирическую ткань повествования составила личная жизнь Мугдина, нитями которой автор пользуется для разоблачения своего героя не только в социально обусловленном, но и в нравственно-психологическом плане. Здесь С.И.Панеш отходит от традиционности, тенденциозности и в сломанной судьбе молодой женщины обвиняет не только антигероя Мугдина, но и ее саму. Несмотря на то, что Света явилась фактически жертвой отношений с Мугдином, автор дает понять, что обладай эта женщина устойчивой, сто йкой нравственностью, не стала бы она по меркантильным, причем неприкрытым никакими иными, соображениям, связывать свое настоящее и будущее с женатым человеком лишь потому, что тот занимает высокий партийный пост.

Эта сюжетная, в некоторой степени романтическая линия повествования развивается следующим образом. Света Пченашева получила с помощью своего влиятельного покровителя квартиру в Адыгейске и доходную должность в городском ресторане. Она всеми правдами и неправдами пытается привязать Мугдина и рассчитывает женить его на себе. Когда это не удается, Света пускает в ход грязный шантаж — она беременна и грозит Мугдину разоблачением, которое не может не повлечь за собой полнейший крах его партийной карьеры. Однако Мугдин, сам не менее находчивый и бесчестный, не попадается на эту удочку и придумывает встречный план. После слабого сопротивления молодая женщина поддается на уговоры Мугдина и принимает его предложение — обвинить в случившемся, а, значит, и в аморальности, безответственности, корреспондента областной газеты Асфара, который лишь ухаживал за Светой и сделал искреннее предложение стать его женой.

Подобное мнимое разоблачение молодого журналиста на руку Мугдину, который опасается последствий правдивых и обоснованных обвинительных статей и очерков Асфара, обличающих экономическую и нравственную ущербность действий руководства по созданию «рукотворного моря» и трагичность всех сопутствующих им деяний и последствий. Мугдин добивается своего — Света пишет письмо руководству областной газеты, делу придают огласку и Асфара снимают с работы в газете за поведение, не соответствующее моральному облику советского гражданина. Асфар не сдается и продолжает убеждать окружающих в своей невиновности, что порождает массу слухов, при этом, в подтверждение известной истины о шиле в мешке, не остается тайной и роль Мугдина в этой истории. Когда слухи, отражающие реальное положение вещей, доходят до Светы, она начинает мучиться запоздалыми угрызениями совести, а когда обнаруживает, что Мугдин не собирается уходить из семьи ради нее, понимает, что осталась ни с чем, отвергнутой всеми, даже собственными родителями, — решает покончить с собой.

Трагедия, с которой закончилась жизнь молодой женщины, ничуть не трогает Мугдина. Считая, что все разрешилось как нельзя более удачно — проблема ушла в могилу вместе со Светой, — он продолжает курс на выполнение задач партии и правительства. Не останавливает его и другая трагедия, произошедшая уже в его собственной семье: от рака легких умирает его старший брат Махмуд — звеньевой-рисовод, всего себя отдававший работе на чеках. Здесь следует отметить, что изображение личностных качеств братьев подчинено правиламприема антитезы, плодотворно используемой автором: порядочный, трудолюбивый, принципиальный Махмуд и, как бы в противовес ему, корыстолюбивый, бесчестный и алчный Мугдин.

Носителем «голоса разума и правды» в повести становится молодой журналист Асфар, который, несомненно, близок и самому писателю, в свое время также активно публиковавшему в районной газете критические очерки и фельетоны и ставшему затем селькором в областной газете. Асфар, однажды заподозрив фальшь в елейных речах руководителей края, обосновывавшего неправдоподобно-фантастическую экономическую выгоду, которую якобы сулит строительство водохранилища, уже не свернул с пути поиска истины и упорно, по крупицам собирал материал, изобличающий ложь и неискренность заверений руководства. Однако обнародовать эти данные ему удалось лишь с началом перестройки, когда уже было поздно, и нельзя было вернуть никого и ничего: ни умерших от онкозаболеваний мужчин, ни неродившихся детей, ни затопленные благодатные земли.

В этом аспекте, условно говоря, в «аспекте опоздания», значимость приобретают слова подростка Руслана, которого в ауле считают «немного не в своем уме»; однако фраза, которую он без конца, к месту и не к месту повторяет, становится ключевой мыслью, своеобразным идеологическим лейтмотивом повести и, частично, — ее названием: «Мельница моря все перемалывает, муки у нас нет, завтра будет поздно». Асфар первым начинает задумываться над значением этого, казалось бы, бессвязного набора слов и приходит к выводу, что в них заключено своеобразное пророчество. Ведь говорят же, что истина известна только детям и сумасшедшим. В этом есть свой смысл, — считают Асфар и автор. И все факты и цифры, приведенные в повести, лишь подтверждают правоту этих слов.

Пожалуй, по остроте и содержанию поставленных вопросов, по накалу эмоций, по социальной и национальной значимости повесть С.И.Панеша «Мельница моря перемалывает, или завтра будет поздно» можно поставить рядом с полемичным «Прощанием с Матерой» Валентина Распутина. Оно является своеобразным литературным памятником, обличающим и напоминающим потомкам о так или иначе имевшей место в истории любого народа слепой человеческой самоуверенности, глупости и жестокости. Таким образом, обе книги Ю.Г.Чуяко и С.И.Панеша, выдвигаемые сегодня на государственную премию по литературе в Республике Адыгея, созвучны, раскрывают идентичные проблемы адыгов, — народа, который должен быть им глубоко благодарным за столь ощутимое (пусть болезненное), но искреннее вещание о живых страницах истории.
Литература

1.Мамий Р.Г. Вровень с веком. — Майкоп, 2001. — С.248.

2.Там же. — С.249.

3.Ломидзе Г.И. Нравственные истоки подвига. — М.: Наука, 1985. — С.3.

4.Мамий Р.Г. Указ. лит.

5. Панеш С.И. Завтра будет поздно (Пэнэшъу Сэфэр. Хым ишъхьал мэхьаджэ). — Майкоп, 1998. — С. 12.


Хуако Ф.Н.скачать dle 11.3